Елена ЛабрусЖена Моцарта
Глава 1. Евгения
Я каждый день винила себя за то, что Сергея посадили.
Если бы можно было изменить тот денья не полетела бы с Артуром и осталась дожидаться Моцарта домаон не оказался бы за решёткой.
Это было всего две недели назад, а казалось, прошла вечность.
Потому что каждый, каждый грёбаный день приходили плохие вести.
Сначала проверками обложили ресторан и гостиницу и в результате закрыли.
Потом арестовали счета.
Теперь горели склады лесоперерабатывающего завода, где стояли наши сервера.
Я сидела, прикрыв глаза рукой глаза: сил смотреть новости, где показывали пожар, что полыхал второй день, несмотря на проливной дождь, не было.
Серый от недосыпа и переживаний, исхудавший до костей Бринн, стоял, держа в руках, наверное, сотую за день чашку кофе. Не знаю, он вообще спал: ночи проводил у Эльки в больнице, дни напролёт решал проблемы Моцарта. От него несло гарьюони с Русланом только приехали с пожара и, судя по их лицам, пиздец был тотальный. Радовало только одно: никто из людей не пострадал.
Иван выглядел не лучше, хоть по его лицу, как всегда, ничего нельзя было понять.
Притих даже Перси. Категорически не желая признавать мою сеструСашка переехала к нам, когда закрыли гостиницуон не позволял ей себя даже гладить. Кто бы мог представить в безобидном добродушном корги такой волевой характер. Но при этом обожал Диану. Наверное, на ней, отважно варящей всем кофе, заставляющей меня зубрить ненавистную латынь и её здоровом пофигизме мы и держались.
Всё, хватит! выключила она телевизор. Антон, ты марш в душ, потом ужинать и спать. Руслан, твоя комната там же, на первом этаже, показала она пальцем вверх, это этаж для девочек. Бро, повернулась к Ивану, где-то там же сумка с твоими вещами, я из дома привезла. Ужин будет готов минут через двадцать, Антонина Юрьевна вас позовёт.
Я есть не буду, глотком допил кофе Антон. Переоденусь и в больницу.
Бринн, покачала я головой. Я съезжу. Тебе бы поспать.
Мы съездим, стянула в хвост свои прямые тёмные волосы Диана. Водитель Александры Игоревны нас отвезёт, упрямо называла она мою сестру не иначе как по имени отчеству или «госпожа Барановская», приняв сторону вредной, но умной собачонки. А вы всеужинать и спать! Женёк, скажи, что охрана их не выпустит.
Парни, вам бы и правда выспаться.
И не тратить время, ткнула она в Бринна пальцем. Марш. Марш наверх!
Иван недовольно покачал головой, Бринн нехотя, но сдался под давлением моего умоляющего взгляда, а Сашка многозначительно улыбнулась, когда все, кроме меня вышли из гостиной.
Сколько лет этой девочке?
Семнадцать, натянула я кофту и принялась складывать в сумку учебники: может, до утра в больнице подучу латинский алфавит и правила ударения. Ни с чем у меня не было в универе проблем, если бы не чёртова латынь да не долбанная информатикавот что мне действительно не давалось. И кто бы мог подумать, что на первой курсе студенты факультета «История искусств» будут заниматься такой ерундой, как созданием веб-страниц и программированием.
Я бы дала меньше, хмыкнула Сашка.
Я тоже думала, что ей шестнадцать, но, оказалось, летом стукнуло семнадцать. Она просто невысокая, поэтому и кажется маленькой.
А у Бринна есть девушка?
Да, но она сейчас в коме, закинула я за спину рюкзак.
И ты серьёзно не замечаешь, как девочка смотрит на него, а он на тебя? моя сестра сунула в рот засахаренный орех. Я и не знала, что у Моцарта их целые залежи, пока Сашка к нам не переехала.
Саш, я замужем. Он брат моего мужа. И мы друзья, тяжело вздохнула я.
Тотальный пиздец, что вдруг обрушился на нас без Сергея, особенно усугублялся переживаниями за него. Как он там? Держится ли? Каково ему, знать, что всё рушится, а он не может ничего сделать? Ему ведь даже звонить не дают. И разрешают видеться только с адвокатом. Свиданий в СИЗО не больше двух в месяц.
Мы все искренне молились, что он что-нибудь придумает и выйдет. Никто не представлял, что. Никто не знал, как. Даже его старший адвокат, Валентин Аркадьевич, сокрушённо качал головой. Но мы верили, нет, мы истово веровали в Моцарта.
И только на этой вере и держались.
Я так точно.
Глядя в окно машины, на вечерний город, что поливал дождь, я с трудом верила, что мы поженились всего две недели назад. Что всего каких-то четырнадцать дней назад был день нашей свадьбы.
Десятое сентября.
Такой тёплый и ещё по-настоящему летний день, когда казалось, осень никогда не наступит, а наше счастье будет вечным.
И в то, что его посадят, а у нас на двоих осталось не больше нескольких часов, меньше всего верилось, лёжа у него на груди
Моцарт лежал на спине, спокойный и расслабленный после сокрушительно крышесносного секса и безмятежно курил.
Словно ничего не случилось: Патефона не посадили, в него не стреляли, Целестина, что закрыла его грудью, не борется сейчас за жизнь, меня чуть не изнасиловали, а он не застрелил дядю Ильдара, что пытался это сделать, и за Моцартом с минуты на минуту не должна прийти полиция.
Словно никогда ничего плохого не случится.
Ни разу не видела тебя курящим, приподняла я голову, чтобы посмотреть на него.
Я курю только когда мне так хорошо, что тянет на всякие глупости, прижался он губами к моему лбу, обняв за шею.
Ты выглядишь так, словно добился чего хотел.
Да, раз ты моя жена. Я счастлив, улыбнулся он. Запомни меня таким.
Сделал последнюю глубокую затяжку. Медленно выпустил дым в потолок. И затушил сигарету.
Значит, теперь ты можешь рассказать мне всё?
Конечно, нет, хмыкнул он. Что ещё ты хочешь знать, кроме того, что я люблю тебя, девочка моя?
Всё, Сергей Анатольевич, села я, натягивая на грудь одеяло. Ты сказал моему отцу, что живописьэто не про тебя. А Антонучто ты идиот, раз хотел сделать то же самое: то есть использовать музейные номера.
Господи, ты всё ещё об этом? усмехнулся он и потянул одеяло вниз, преодолевая моё сопротивление. Расскажу тебе секрет: так я буду более сговорчивым. И разговорчивым.
Я сдалась.
Склонив голову набок, он любовался моим обнажённым телом. Потом вздохнул, блаженно прикрыв на пару секунд глаза, всем своим видом давая понять, как ему нравится то, что он видит. А потом кивнул.
Да, так и есть.
То есть ты всё же хотел добраться до этой украденной коллекции с моей помощью?
Как сказал твой покойный дядя Ильдар
Я закрыла глаза, резко почувствовав тошноту. Перед глазами тут же встала ужасная картина: мёртвый дядя Ильдар с остекленевшими глазами, с дыркой во лбу. Пятно его мозгов на стене, кровавый след вниз.
Не знаю, когда-нибудь я смогу избавиться от этой картины перед глазами. Смогу стереть её из своей памяти. Но сейчас я сама была виновата, что она снова возникласама завела этот разговор.
куда проще было бы охмурить какую-нибудь музейную серую мышь, как сделал мой отец с матерью Антона. Если бы мне просто нужно было добраться до запасников музея, это было бы нетрудно, сладко потянулся Моцарт и зевнул. Но живопись и правда не про меня.
А что про тебя? я ткнула его ногтем в рёбра. Это тебе за мышь!
Он дёрнулся, выгнулся, засмеялся.
Какая же ты ревнивая у меня, Женька!
И, не поверишь, у меня есть повод, вернула я на грудь одеяло, прикрываясь. Но только потому, что вспыхнула от его взгляда как спичкасоски тут же болезненно сжались. А чёртово воображение уже нарисовало как весь взмокший и по пояс голый, спустив штаны, он трахает на столе в тесной музейной подсобке не меня.
Дыхание сбилось под его немигающим взглядом.
Его чёртовы пухлые губы дрогнули в понимающую улыбку.
Но, превозмогая слабость, что они во мне вызывали, я всё же спросила:
Номеров семь. Четыре из них картины. ПятаяКараводжоподставная, значит, её не считаем. Монетане живопись, но её уничтожили. Остаётся ещё два. Что под этими номерами?
Я тебе уже говорил, что ты очень умная девочка? развернулся он и подтянул меня к себе.
И не ты один, задрала я подбородок.