Увы, у меня последняя.
Я смотрю, как сложенные галочкой пальцы поднимаются к его рту и как округлый кончик сигареты с шипением покрывается магмой. Парень глубоко и с наслаждением затягивается, отворачивает голову в сторону и выдыхает. Струя дыма щекочет моё плечо, покрывая его мурашками. Лучше отступить, потому что платье провоняет, и Рома будет полвечера ворчать.
Держи. Карие глаза ловят мой взгляд, а пальцы, сложенные галочкой, вдруг оказываются близко к моему лицу.
Непонимающе смотрю на точку фильтра, направленную к моим губам, и снова удивляюсь: он что, серьёзно?
Парень следит за мной с интересом и руку не убирает. Будто играет в свой личный тотализатор. Хочет, чтобы я курила из его рук, как пьяная малолетка?
Он вопросительно поднимает бровь, ободряюще дёргает уголком рта, будто спрашивая: ну и что, струсишь? И тогда я делаю то, чего сама не ожидаю: подаюсь вперёд и сжимаю фильтр губами. Если уж я всё равно пропахла сигаретным дымом и придётся выслушать ворчание Ромы, то пусть это, по крайней мере, будет не впустую.
Рот наполняет незнакомый вкус: густой, терпкий, непривычно горький. Сигарета куда крепче, чем я привыкла. Никотиновый туман за секунду обволакивает лёгкие и ударяет расслаблением прямиком по мозгам.
А ты рисковая, с явным удовольствием отмечает парень.
Отшагнув, выпускаю в воздух рваную струйку дыма. Кажется, боль в висках отпустила. Это ли не чудо?
Я совсем не рисковая. Запрокинув голову, смотрю в усыпанное серебристыми точками небо. Красивый, оказывается, сегодня вечер. Просто ты выглядишь безопасным.
Вот как? Безопасным как человек без инфекций или безопасным как мужчина?
И то и то.
Звучит почти как оскорбление, серьёзно заявляет мой собеседник, но его глаза при этом откровенно надо мной насмехаются.
Неожиданно это злит. Для парня его возраста и женщины моего положения он ведёт себя вызывающе панибратски. Я совсем не высокомерная стерва, делящая людей на классы, нет Но, чёрт, если он здесь, значит работает на моего мужа. Ему бы стоило проявить побольше уважения.
Мой младший брат лет на пять тебя старше, не говоря уже обо мне, с нарочитой холодностью произношу я, присовокупляя к ней снисходительную улыбку. Конечно, ты абсолютно для меня безопасен.
Сколько тебе? Он снова подносит сигарету к губам.
А сколько ты думаешь?
Тридцать четыре-тридцать пять, отвечает не задумываясь.
Не то чтобы я стыжусь своего возраста, но такой ответ приводит меня в лёгкое замешательство. В подобных угадайках мне всегда давали не больше тридцати и уж точно не накидывали лишний год.
Угадал?
Мне тридцать четыре, говорю, глядя ему в глаза.
Значит, угадал. Я забыл представиться. Матвей.
На это мне хочется ответить что-нибудь дерзкое, вроде того, что его имя меня не интересует. Вот смешно, да? Я старше его лет на десять, а вести себя как инфантильной малолетке хочется именно мне.
Стелла. Спасибо за затяжку, но мне пора идти.
И даже не попробуешь сравнять счёт и угадать, сколько лет мне?
Сейчас я могу позволить себе улыбнуться со всей искренностью, потому что впервые чувствую своё превосходство над этим зарвавшимся парнем. Он думал, что заинтересовал меня настолько, что я непременно захочу с ним поиграть? Если так, то пусть послушает.
Мне этого не нужно. Без диплома об окончании магистратуры в компанию моего мужа тебя бы всё равно не взяли, значит, тебе есть двадцать четыре. Средний возраст сотрудников компаниитридцать лет, потому что Роман не берёт людей без опыта. Тридцати тебе точно нет, значит, ты сын кого-то из его влиятельных друзей, бесцельно просиживающий свои дорогущие брюки в офисе в обмен на какую-нибудь услугу.
Не дожидаясь ответной реакции на своё наблюдение, я поворачиваюсь к двери. На ходу разглаживаю платье, чтобы стряхнуть с него никотиновый запах. Голова полностью прошла, в теле появилась кипящая бодрость. Оказывается, ещё есть шанс неплохо провести вечер.
Счёт остаётся одинноль, Стелла, догоняет меня хрипловатый раскатистый смех. Потому что ты ни хрена не угадала.
3
Матвей
Так темно, хихикает моя спутница, наобум постукивая узкой ладонью по моему плечу. У тебя же есть свет?
Я давно усвоил, что не все женские вопросы осмыслены и требуют ответа, поэтому просто пихаю локтем выключатель. Лампочка под потолком вспыхивает, освещая непритязательный интерьер моей съёмной квартиры: узкий коридор, застеленный светлым ламинатом, зеркальный шкаф-купе и тяжеловесный дубовый комод с бронзовыми ручками, который сюда даже с большой натяжкой не вписывается. Арендодатели явно перевезли его из квартиры какого-нибудь умершего родственника. Лично я бы предпочел его выбросить, но, возможно, он дорог им как память.
Остановившись посреди гостиной, Ира крутит головой по сторонам.
А у тебя мило.
«Мило»едва ли то слово, которым можно описать моё жилище. Когда два месяца назад я искал квартиру, то руководствовался по большей части той небольшой суммой денег, которую готов был за неё отдать, а не внешней привлекательностью. На сегодняшний день я не настолько стеснён в финансах, но перевозить вещи в другое место пока не настроен. Рано. Я всё ещё не уверен, что решу задержаться в компании Родинского.
Хочешь чего-нибудь? предлагаю скорее для проформы. Кофе? Чай?
А вино есть? Гостья фокусируется на мне глазами и эффектно прикусывает губу.
Хорошенькая. Приятное лицо, соблазнительные формы. Я ещё в свой первый рабочий день заметил её обалденную задницу из-за стойки ресепшена. Хотя не заметить было сложноИрина всячески подчёркивает её облегающими юбками и брюками. Отчасти поэтому мы сегодня здесь. Потому что мне до жути хочется посмотреть, как она будет выглядеть без всего этого тряпья.
Нет, только то, что я перечислил, сообщаю без сожаления, начиная расстёгивать утомивший за вечер воротник рубашки.
Моя гостья переминается с ноги на ногу, снова оглядывается по сторонам.
Ты давно один живёшь? Где твои родители?
Ясно. Нужна видимость эмоциональной прелюдии. Поэтому Ирина спросила про вино и задала этот неуместный вопрос. И хотя мы оба знаем, ради чего она поехала со мной после корпоратива, отсутствие предварительного общения предположительно сделает её в моих глазах слишком доступной. Полная чушь.
Но я, конечно, милосердно подыгрываю. В конце концов, она моя гостья и я могу пару часов побыть джентльменом.
Мой отец ушёл от матери, когда мне было два. Она повторно вышла замуж, родила и переехала в другой город.
Аккуратные брови Ирины съезжаются к переносице сочувственном домиком, губы смешно вытягиваются.
Бе-едный. Ты, получается, остался совсем один?
Девушкам нравится жалеть парнейэто я тоже успел заметить. Они просто обожают нарыть невесёлых фактов из их биографии, додумать трагичных деталей и потом лелеять несуществующий образ, оправдывая каждый новый косяк душевными травмами. Но если так им приятнее заниматься со мной сексомя совсем не против.
Да, подтверждаю, скидывая рубашку в кресло. Совсем один.
Кажется, Ирина решила, что после этой фразы между нами возникла достаточная духовная связь, и теперь можно без ущерба для её женской гордости перейти к связи физической. Потому что она наконец начинает идти ко мне.
Скажешь, сколько тебе лет? спрашивает она, понизив голос до идеальной интимной тональности, и берётся за пуговицу своей кружевной блузки. В офисе разные слухи ходят, но точно никто не знает.
Я смотрю, как она, покачивая бёдрами, приближается, и как в распадающемся декольте оголяется полная грудь, стиснутая полупрозрачным лифчиком. Я уже говорил, что люблю трахаться? Так вот, очень люблю. Женское тело является объектом моего восхищения лет с пятнадцати. Шея, изгибы бёдер, талии, всевозможные выпуклости Я, убей, не понимаю геев. У мужиков такой красоты нет и в помине.
Мне двадцать два, говорю, когда заострившиеся соски Иры утыкаются мне в грудь.
Встав на цыпочки, она тянется ко мне губами, а я наконец кладу ладони ей на задницу. Кровь до отказа заполняет пах. Истинный кайф. Упругие, округлые идеальные.