Елена ЛабрусЕго моя малышка
Глава 1. Марина
Что скажешь? спросила она.
Он многозначительно пожал плечами и закурил.
Они стояли у одного из входов в здание, которое и зданием назвать было трудно: безликая коробка, склад, огромный, пятиэтажный. Как огурец в известной загадке «без окон без дверей полна горница людей», только квадратный. И таких складов здесь было десятки. Унылый урбанистический пейзаж на окраине города. С высоты птичьего полёта он выглядел как детский конструктор: игрушечные машинкифуры, одинаковые как близнецы, с логотипом компании; серые плоские крыши прямоугольниками, один к одному, как незасеянные рисовые поля; мазки, пятна, островки газонов, которые ещё даже не зазеленели.
Стояли молча. Мужчина лохматый, давно не стриженый, в очках, яркой тонкой голубой куртке и спортивных мокасинах на голубой подошве (в тон). И женщина в потёртых джинсах, простой серой футболке и накинутой поверх неё клетчатой фланелевой рубашке (припекало, тепло).
Сколько? задала она очередной скупой вопрос, перевязывая в хвостик рассыпавшиеся было по плечам тёмные слегка вьющиеся волосы.
Почти полтора миллиарда долларов, зевнул мужчина.
А в прошлом году «Форбс» оценил наши активы всего в семьсот миллионов, подставила она лицо солнцу и закрыла глаза.
Ты увеличила капитал компании за год почти в два раза.
Да, кивнула она равнодушно. И ужаснулась: почти год.
Почти год прошёл с того дня как родилась и умерла её малышка.
Бесконечный год, с того момента как ей сказали, что её девочка не прожила и часа, потому что была нежизнеспособной.
Целый год как вердикт врачей не изменился: детей у неё больше, скорее всего, не будет.
И что ещё ей оставалось в свои тридцать пять без мужа, без возможности больше родить, потеряв единственного, зачатого с таким трудом от донора ребёнка? Только с головой окунуться в работу и преумножить капитал своей компании вдвое.
Почти год.
Через несколько дней они могли бы отметить это радостное событие, задувая вместе с малышкой на торте первую свечу
«Моя малышка, которой я даже имя не успела дать», слёзы навернулись на глаза сами собой. Нет, нет, это просто солнце. Просто яркое апрельское солнце и больше ничего.
Что ответишь Гомельскому, Скворцова? затушил сигарету он, её финансовый директор, Григорий Вагнер, ткнув бычком в песок курительной урны.
Да не хочу я общаться с этим Гомельским! отмахнулась она, а затем, прикрывшись рукой от слепящего светила посмотрела на Гриню. Вот на кой он мне сдался со своими инвестициями? Скажи, нам нужны его деловые предложения?
Да как знать, Марин, неопределённо пожал щуплыми плечами Вагнер, а потом вдруг оглянулся. А зачем же ты тогда его позвала?
Я?! Марина повернулась в направлении его удивлённого взгляда. Но проклятое солнце слепило так, что пришлось приложить руку к глазам козырьком.
Вы не подскажете, а офис Марины Вячеславовны где найти? остановился напротив неё высокий мужчина, загораживая свет.
А там, неопределённо махнула рукой сама Марина Вячеславовна, не найдя что сказать. Но не вид господина Гомельского собственной персоной при костюме, расстёгнутом вороте белоснежной рубашки, атлетическом развороте плеч и трёхдневной щетине её смутил. Нет. Девочка, что он держал на руках.
Пухленькая малышка, с хвостиком в слегка вьющихся волосах, вцепилась маленькими пальчиками в руку отца, и уставилась на Марину глазёнками-бусинками так внимательно, что женщина нервно сглотнула и не нашлась что ответить. Как не нашла в себе и сил отвернуться от следа на лбу и переносице, что виднелся между ярких тёмных бровок. Точно такой же был у её девочки.
« Ребёнок лежит неправильно, будем ждать пока развернётся, сняла врач окровавленные перчатки после осмотра и небрежным кивком дала понять, что Марина может слезать с гинекологического кресла.
А если она не развернётся? едва терпя схватку, что повторялись теперь так часто, что почти не получалось отдохнуть, пыталась попасть женщина босыми ногами в брошенные тапочки.
Значит, стешет себе о ваш позвоночник лицо, или свернёте ей шею при родах, равнодушно пожала плечами врач. Но будем надеяться на лучшее».
Она не развернулась, маленькая упрямица. И этот багровый следсиняк, что остался у неё на переносице и на лбупервое, что увидела Марина, когда новорождённую малышку положили ей на грудь. И ещё взгляд, серьёзный, внимательный. И глазки-бусинки, которым она разглядывала плачущую от счастья мать. Первый и последний взгляд, которым они обменялись. И момент, что до мельчайших подробностей остался в памяти. А потом её забрали, и Марина свою девочку больше не видела. Никогда.
В ушах ещё стояли слова старенькой медсестры про укус аиста и пятнышках на затылке, когда в вену предательски воткнули иглу, чтобы зашить многочисленные разрывы, полученные при родах. А когда она очнулась после наркозаеё малышки уже не было.
«Нужно слушать, что говорит акушерка и выполнять, чтобы потом не плакать. Говорю тужитьсятужиться, говорю дышатьдышать, отчитывала её та же врач, что сказала о неправильном положении ребёнка и которая сухо, равнодушно сообщила, что к сожалению, ребёнок не выжил. Тянут до последнего, рожают первого к сорока годам, а потом удивляются, что такие последствия».
Марин! вывел её из прострации голос Вагнера, когда уже и Гомельский с малышкой на руках, и его жена, запутавшись в какую сторону открывать дверь, наконец, потянула на себя погнутую, ободранную ручку, пострадавшую сегодня при доставке мебели для расширения IT-отдела, процокала как подкованная лошадь в здание. Ты разговаривать будешь? Или сказать, что тебя нет?
Буду, буду, Гринь, спохватилась Марина, резко меняя своё недавнее решение. Проверь там в моей любимой переговорной рекламщики за собой убрали?
И застала непрошенных гостей у входа в опенспейс, огромный офис открытой планировки, где среди столов трёхсот сотрудников стоял и стол генерального директора.
Глава 2. Марина
Какого чёрта ты припёрлась? тихо, но зло отчитывал Гомельский жену. Я же сказал сидеть в машине.
Но ты забрал мелкую, вяло оправдывалась та.
А что я должен был сделать? Оставить свою дочь с пьяной матерью?
Ром, но это же ты уволил няню, капризно скривила она на редкость красиво подкачанные силиконом губки. И вообще я в туалет хочу.
И он было набрал воздуха в грудь, чтобы ответить, но только придержал слегка покачнувшуюся жену одной рукой и, увидев Марину, выдохнул.
Ладно, Лиза, потом поговорим.
Я могу проводить вас, до туалета, неопределённо махнула рукой Марина, стараясь не смотреть на малышку, а только на стройную молоденькую блондинку с блестящими льняными волосами, удивительно живыми, густыми и ухоженными, словно этот сливочный цвет был её натуральным. И повернулась к Гомельскому, сверлящего недовольным взглядом жену: А вам прямо, до конца зала.
Марина хотела оставить эту хорошо подшофе мать у таблички с надписью: «Ж», но повинуясь невыносимому желанию узнать хоть что-то о девочке, зашла следом.
Сколько вашей малышке? выдавила она в руку жидкое мыло.
На следующей неделе будет год, осматривалась гостья, выбирая по какому из двух длинных рядов кабинок пойти.
Двадцать пятого? замерла Марина, так и не донеся руки до крана.
Да, удивлённо оглянулась на неё Лиза Гомельская. Но тут же понимающе и довольно улыбнулась, причём своему отражению в зеркале. Следите за новостями?
За новостями? теперь в зеркало на неё с удивлением смотрела Марина.
Да это же есть во всех пабликах. Сообщение, что в первый день рождения дочери Гомельские устраивают грандиозный приём. Тимур даже гастроли прервал, а Витя написал специально в честь Дианы песню, сыпала она псевдонимами известных певцов, шоуменов и эстрадных див, называя их по-домашнему настоящими именами и прихорашиваясь.
«Диана, как сомнамбула повторила Марина и вздрогнула, когда фотоэлемент среагировал и окатил руки струёй воды. Они назвали мою девочку Диана. И тут же: Господи, что я несу? Это их дочь, их ребёнок. Их малышка!»