Раненых в госпитале оставались считанные единицы. Безногий Звинякин всё покуривал в опустевшей палате, ожидая отправки домой. Однажды, зайдя проведать, увидала Варя, как Звинякин, торопливо затушив бычок, размахивает рукамидым пытается разогнать. Девичье сердце дрогнуло, пожалела инвалида.
Почувствовав в этом солдате что-то близкое, родное, присела Варя к нему на краешек постели. Они разговорились. Звинякин рассказал, как чудом остался жив, подорвавшись на мине. Показал затёртое довоенное фото, на котором стоял, держа на руках младенца, а рядом молодка.
Это жена и сын Павлик, наш первенец. До войны аккурат на Первомай по городу гуляли и сфотографировались.
Солдат широко улыбнулся, глядя на родные лица. И Варя вновь отметила, что он довольно симпатичен. Приглядевшись внимательней к фото, она удивлённо спросила:
Так ты из Кирова? Знакомое место. Это ж кинотеатр «Колизей»? Точно!
Варя рассказала Звинякину об эвакуации, о двух годах в Кирове. Вскоре нашлись и общие знакомые с Филейки. Уходя, она задержалась в дверях:
Вот что. В палате ты один остался. Так кури уж, не прячься, чего там.
Спасибо, Варя! Уважила!
Да что мне, жалко? Дыми себе на здоровье
Вечерами появилось свободное время. Варя подолгу засиживалась теперь в комнатке Гиля. Он поил её духмяным чаем, монотонно рассказывая о себе. Весна была в разгаре, но по ночам иногда ещё веяло холодком. Гиль подтапливал печь, и дровишки уютно потрескивали, создавая какую-то мирную, домашнюю атмосферу.
«Может взять прямо сейчас, да и согласиться?» Варя представила, что будут жить они вот тактихо, мирно. Вести неспешные беседы за духмяным чаем по вечерам, под треск дров в печи. И так захотелось ей покоя и мира!
Майор нёс какую-то чушь. Варя не слушала, думая о своём. Затем тихо сказала, перебив:
Я согласна.
Майор ещё говорил, не понявс чем она согласна. Потом до него дошло, но он, не поверив ушам, переспросил:
Ты что-то сказала?
Варя молча разглядывала чаинки на дне стакана.
Варя, ты что-то сказала. Повтори!
Она посмотрела как-то странно на майора, словно не понимаяоткуда он тут взялся. И выдохнула:
Да, Гиль. Я согласна.
Согласна? Согласна Ну и ладушки, ну и ладушки, голос майора затрепетал, сделавшись чужим, незнакомым; от обычного спокойного тона не осталось и следа. Свадьбу, когда же сыграем свадьбу? Эх, этот переезд, будь он неладен. На новом-то месте когда ещё обустроимся, да и работы навалится Не-е-ет, ждать не станем. Сейчас нужно всё делать, сейчас!
Варя пожала плечами:
Ты мужчина, тебе решать.
Да-да, конечно, губы майора задрожали от радости. Вот что, послезавтра! Нет, отставить, послезавтра комиссия, а вот в субботу. Да, в субботу. Другого варианта, пожалуй, нет. Свадьбу сыграеми в путь, за госпиталем, на новое место. Семьёй!
А удобно тебе в субботу? неуверенно спросила Варя.
Шабат? Гиль Давидович усмехнулся. Ну, я хоть и еврей Но советский еврей! А советскому еврею всё удобно. Со всяческими предрассудками я давно покончил, иначе бы мне и жениться-то на тебе нельзя Так что в субботу!
Как скажешь, Варя не могла разобраться в чувствах. Нет, не так она представляла когда-то в девичьих мечтах этот, один из главных моментов жизни. Всё было донельзя обыденно, и на душе стало как-то тоскливо. Стрелки часов перевалили за полночь. Она встала, чтоб идти к себе. Гиль тоже вскочил. Обнял её, точнее схватил, прижав к стене. Она пыталась вывернуться, с одной рукой это плохо получалось.
Ну, ты чего? Варя! Мы же
Не «мы же»! До свадьбыне дамся!
Майор опешил, чуть сбавил обороты, но сразу так остановиться не мог. Возня ещё продолжалась, тут у Вари из-за пазухи вывалилось что-то. Клетчатый свёрточек лежал на полу. Гиль нагнулся и, подняв, развернул. На его потной ладони лежала иконка, подаренная Варе Заровнядным, её Женечкой-женишком. Повисла неловкая пауза. Майор, прищурившись, разглядывал находку. Наконец изрёк:
Так вот она где.
Варя молчала, потупив глаза, словно школьница, попавшаяся учителю со шпаргалкой.
Вот что. Ладно, с этим делом до свадьбы я как-нибудь обожду, не страшно, майор поднял глаза и, сунув иконку Варе под нос, продолжил. А вот от этого его подарочка нужно избавиться. Прямо сейчас. Ты должна порвать с прошлым. Раз и навсегда.
Варя взяла образок, молча смотрела на него, вспоминая слова Заровнядного: «На счастье, Варюшка. Береги его, и будет всё у нас хорошо!» Рука с иконкой предательски дрожала. Богородица с Младенцем на руках грустно взирала на них. «Не будет хорошо, Женечка, не будет!» Она быстро нагнулась к почти прогоревшей печи. Хлопнула заслонка, и пламя, видимое в узкую щель, стало чуть ярче.
Гиль Давидович стоял, переваривая её поступок, словно язык проглотив. А она вышла, не простившись, тихо притворив дверь.
Образок разгорался. Пламя, охватившее его, становилось сильнее, жарило Варю, словно это она оказалась в печи.
Варя вскрикнула и проснулась. Госпиталь горел. Старое здание школы, в котором он размещался, полыхало как хворост. Огонь быстро распространялся, спешил захватить всё вокруг. Слышались крики: «Тревога! Пожар!» Доносился топот ног, звон бьющегося стекла. Едкий дым царапал горло. Вскочив, Варя бросилась к окну (по двери уже бегали огненные языки).
Она долго возилась с неподдающимся шпингалетом, дышать становилось всё труднее. Наконец, хрипя от нехватки воздуха, запустила она в окно попавшимся под руку чугунным утюгом. Стекло разлетелось вдребезги. Оцарапанная Варя, кашляя, еле вывалилась из окна на землю. Ей помогли убраться в сторонку. Подбежал Гиль, осмотрел, ощупал. Немного отдышавшись, приняла протянутую майором фляжку. Колодезная вода ударила холодом в горло. Варя огляделась. Солдаты ещё пытались поливать пламя из вёдер, но, кажется, они понимали: это бесполезно, зданиюкирдык!
Отставить! заорал майор. К пожару не подходить, пусть догорает! Воду всем лить на ту избу!
Он махнул рукой в сторону соседней хаты, куда ветер уносил искрящиеся огоньки, и солдаты, мелькая вёдрами, вновь забегали.
Ничего. Документацию вынесли, лекарств почти и не было, пострадавших, вроде, не видно, говорил он, глядя на пожар, Варе. Сама-то как, цела вроде?
Варя не успела открыть рот, как застыла в ужасе. Из пылающего госпиталя донёсся дикий вопль. Майор взглянул недоумённо на Варю.
Звинякин! сию секунду выпалила она.
Точно! согласился начальник госпиталя. Звинякин, кто ж ещё! Ох, курилка! Ох, сукин сын! Допрыгался! И госпиталь спалил, и сам Вот гад!
Так надо его вытаскивать!
Что, сдурела? Какое там! Сейчас рухнет всё, пусть сам и выбирается!
Он же без ног!
Новый душераздирающий вопль заставил Варю дёрнуться, но майор ухватил её:
Ку-у-уда? Сто-о-ять! Приказываю: отставить!
Варя вырвалась и, закрыв рукавом лицо, пригнувшись, влетела в пылающее здание. В следующее мгновение горящие балки начали падать. Крик, доносящийся из эпицентра пожара, сделавшись совсем истошным, вдруг резко оборвался. Варя, объятая пламенем, рухнула без сознания.
Спас её Гиль, вытащил буквально с того света.
Он и сам после не мог сообразить: как оказался в объятом пламенем здании; как отыскал среди сполохов, почти на ощупь из-за слезящихся от дыма глаз, безжизненное тело («Ноги на месте, одной руки нетзначит, она!»); как тащил её сквозь пламя на улицу, давясь угарным газом и проклиная мёртвого уже Звинякина; как бил её по щекам, вжимал кулаками сердце и вдувал, что есть мочи, воздух в её бездыханные губы; и как радовался, увидев чуть шелохнувшиеся веки.
Веки были странные. Поначалу майор не понял, но вскоре до него дошло: на веках нет ресниц, огонь слизнул. Сердце майора бешено колотилось, в отблесках пожара стал он разглядывать Варю, и тут же холодок ужаса мурашками пробежал по спине. Ожоги! Страшные ожоги обезобразили женское личико.
«Эх, Варя-Варя! Теперь точно никому не нужна будешь. Ведь этого я хотел? думал майор, накладывая на ожоги толстый слой мази. Что ж, всё к лучшему. Уж теперь точно никто не разлучит нас».