Если Эрвин не захотел выслушать ее, поверить ей, тогда их совместная жизнь больше не имеет смысла. И в особенностите насквозь лживые отношения, которые он посмел ей предложить. Лучше уж окончательный разрыв!
Джоан направилась в кухню. Едва распахнув дверь, она увидела запискулисток бумаги, одиноко лежащий на полированной поверхности стола. На нем знакомым почерком было написано:
«Я пробуду оставшиеся три недели в Сетубале. Перед нашим возвращением в Эдинбург заеду за тобой».
Черт бы его взял! Джоан скомкала записку и швырнула в угол. Ее взбесил непредвиденный отъезд Эрвина. Она даже не знала, в каком отеле в Сетубале он остановится. И теперь была лишена возможности связаться с ним и заявить, что не собирается покорно подчиняться его приказаниям.
Слезы выступили у нее на глазах. Неужели она втайне надеялась, что наутро Эрвин одумается, выслушает ее и поверит ей? Если так, она была полной дурой! Да, и никем иным! Нужно справиться со своими чувствами, иначе ей не прожить здесь оставшиеся три недели.
Внезапно Джоан ощутила знакомое недомогание и бросилась в ванную. Двадцать минут спустя, стоя под душем, она слегка погладила себя по животу и прошептала:
Ты еще не скоро появишься на свет, малыш, но хлопот с тобой уже предостаточно!
Несмотря на то что Джоан при этом заставила себя улыбнуться, по ее щекам заструились слезы. Она плакала о Томе, который так никогда и не узнает, что у них родится ребенок, о себе и об Эрвине, потерявших свою любовь и вряд ли способных вернуть ее.
Теплые струи воды смывали ее слезы, и понемногу Джоан успокоилась. Она вышла из ванной, одетая в полотняные шорты и топик, с головой, обмотанной полотенцем, и твердо сказала себе, что это были последние слезы, пролитые ею о них троих.
Жизнь продолжается. У нее будет ребенок, и она сделает все, чтобы обеспечить ему или ей самую счастливую жизнь на свете. Это даже лучше, что Эрвин решил разорвать их отношения. Теперь она убедилась, что муж никогда по-настоящему не любил ее. Он мог бы поговорить с ней, расспросить обо всем и тогда бы убедился, что она ни в чем перед ним не виновата. Даже то, что он уехал, не предупредив ее, тоже к лучшему. Иначе она не устояла бы перед искушением затеять ссору, во время которой могла не сдержаться и, чего доброго, врезать ему хорошенько.
Когда они снова увидятся, Джоан уже будет в состоянии сообщить ему о своем решении спокойно и с достоинством. Она хорошо понимала, что любые проявления гнева ничего не изменят. Сейчас Эрвин испытывает к ней лишь презрение. Вся его любовь ушла, и, что бы она ни сказала, что бы ни сделала, ничего уже не изменить. Такова реальность. Смириться с этим тяжело, но все же возможно.
Она справится с болью, как справлялась и раньше. Хотя, по сравнению с тем, что она испытывала сейчас, боль, причиненная ей Барни, казалась не серьезнее булавочного укола. Но в то время у нее ничего не было и ее мать, сжимая ей руки и плача, пророчила всяческие ужасы, когда Джоан решила порвать с прошлым и уехала из дома, взяв с собой лишь чемоданчик с одеждой.
Однако даже тогда, на пустом месте, она смогла построить новую жизнь. А сейчас у нее есть работа, приносящая доход, и она носит ребенка, которого так хотела иметь.
Итак, в целом, решила Джоан, гадая, сможет ли теперь съесть хотя бы ломтик тоста и выпить стакан воды без того, чтобы это не вызвало очередной бурной реакции у ее еще не рожденного ребенка, дела обстоят не так уж плохо, и постепенно все образуется.
Но она поняла, что ошибалась, когда неделей позже Эрвин приехал к ней со своей матерью.
Джоан пока не думала о том, чтобы начать новую книгу, и поэтому не отвечала на телеграммы, которые почти непрерывно приходи ли от ее агента в последние два дня. Принося извинения за то, что беспокоит ее во время медового месяца, тот напоминал ей о церемонии вручения литературных премий, которая должна была скоро состояться в Эдинбурге. Видно было, что он крайне взволнован предстоящим событием, но Джоан оно оставило равнодушной, поэтому она со дня на день откладывала ответ.
Она съездила в деревню и сказала Кармен, что та может взять еще две недели отпуска. По том вернулась к себе, чтобы на клочке горячей алгарвийской земли, ставшей ее домом, в одиночестве обрести покой, которого ей так недоставало.
Джоан пропалывала сорняки в зарослях благо ухающей красной гвоздики, протянувшихся вдоль дорожки из каменных плит, когда услышала шум автомобиля. Она выпрямилась, отряхнула руки от земли и пошла к дому, раздосадованная этим нежданным вторжением. Джоан испытала еще боль шее огорчение, когда увидела, как Эрвин помогает матери выйти из машины.
Она совершенно не представляла, зачем они сюда приехали и о чем с ними разговаривать. Особенно с Самантой Кросс, даже если учесть.
что та была одна из самых милых женщин, которых Джоан когда-либо встречала.
Одетая в светло-голубой летний костюм, Саманта сейчас выглядела намного лучше, чем та убитая горем мать, с которой Джоан виделась на протяжении двух недель, проведенных ею в Каслстоуве, поместье Кроссов под Эдинбургом. Впрочем, Саманта невероятно обрадовалась их предстоящей свадьбе и деятельно взялась за подготовку к ней. В результате небольшой прием, устроенный в честь бракосочетания, на редкость удался.
Джоан! радостно воскликнула Саманта, едва увидев невестку. Как мило с твоей стороны пригласить меня сюда! Но я не стану слишком надоедать вам, обещаю. Я пробуду здесь всего пару дней.
Значит, Эрвин не рассказал матери ничего о том, что произошло между ними и сделало их брак пустой формальностью. Иначе Саманта не выглядела бы такой оживленной и жизнерадостной. Но он ведь и не собирался этого делать, напомнила себе Джоан, стараясь изобразить на лице хоть какое-то подобие улыбки. Разве он не заботился превыше всего о том, чтобы оградить мать от новых ударов судьбы?
Я так рада вас видеть! Джоан наклонилась к Саманте, и та поцеловала ее. На Эрвина Джоан старалась не смотреть, тем более что он в этот момент доставал из багажника чемоданы. Она видела только его тень и с радостью согласилась бы, чтобы он так и остался тенью. Тогда ей удалось бы сохранить душевный покой и не пришлось бы снова испытывать боль и гнев, с которыми она уже почти справилась. Думаю, вы не откажетесь выпить чего-нибудь.
О, с удовольствием! Мы приехали прямо из аэропорта. Ах, как мило у тебя здесь. Такой чудесный дворик и все эти цветы! Лилии про сто чудо. А какая роскошная герань!
Почти не слыша похвал, которые гостья щедро расточала дому и саду, Джоан провела ее в прохладную, затемненную гостиную и усадила в глубокое уютное кресло.
Слава Богу! Наконец-то я смогу разуться, со вздохом облегчения произнесла Саманта.
Джоан тем временем отправилась в кухню. Выйдя из гостиной, она увидела Эрвина, который нес чемоданы наверх. Джоан сжала губы и сделала вид, что не замечает его. В кухне она плотно закрыла за собой дверь. Она могла бы догнать его и спросить, что все это значит. За чем ему понадобилось привозить сюда свою мать, когда их брак, заключенный столь недавно, уже потерпел полное и окончательное крушение? Да еще и убеждать ничего не подозревающую женщину в том, что невестка сама пригласила ее в гости?
Однако Джоан решила не расспрашивать его ни о чем. Ей хотелось поскорее скрыться от него. Всю последнюю неделю она говорила себе, что сможет выдержать этот внезапно обрушившийся на нее удар и что, когда она снова встретится с Эрвином, то останется равнодушной. Во-первых, она разумная взрослая женщина, а не глупая девчонка. А во-вторых, ей уже пришлось однажды пережить нечто подобное. Так что теперь она сможет разорвать все связи с прошлым и начать новую жизнь.
Но она опять ошибалась. Она вовсе не была равнодушной. Прежняя боль нахлынула на нее с новой силой.
Джоан достала из буфета два бокала, а из холодильникабутылку белого вина. Ей необходимо было прийти в себя. Она собиралась вы пить немного вина, даже если Саманта и не составит ей компанию.
Но Саманта охотно к ней присоединилась.
Чудесное вино и такое холодное! Сейчас это очень кстати. А где же Эрвин?
Он понес ваши вещи наверх. «И это по чему-то заняло у него невероятно много времени», хотелось добавить ей. Джоан прилагала все усилия, чтобы хоть немного расслабиться. Хотя к чему эти старания? Все равно рано или поздно Саманта узнает, что ее невестка вскоре перестанет считаться таковой.