ЛИДИЯ КОМПУС
«ДВА СЕМЕСТРА»
1
Конечно, в этом белом здании, что стоит на горке, диплом получить можно, и дипломы есть там серьезные, добропорядочные, и говорится в них о физике, о медицине, об экономике, о кибернетике даже... Однако есть и несколько сомнительные. Например, в дипломе, который получит весной Фаина Кострова, будет написано: филолог. К тому же еще и фольклорист. Не очень-то громко это звучит, товарищ Кострова. Шепот, робкое дыханье, трели соловьяпочти так, дорогой товарищ...
Приблизительно с этими мыслями Фаина и смотрела сейчас на белое здание с шестью колоннами. Отсюда, из окна общежития, его хорошо видно. Но оно так знакомо по множеству гравюр, снимков, открыток, по бесчисленным оттискам на альбомах, бумажниках, футлярах, записных книжках, что его уже трудно увидеть собственными глазами, можно даже забыть, сколько у него колонн... Все-таки шесть. И оно прекрасноэто белое здание. Мягкий и влажный эстонский ветер качает облака над его строгим фронтоном, сентябрьские астры в каменных вазах у входа свежи после ночного дождя, асфальтовая площадка и ступени портика отсвечивают голубыми бликами... Не совсем голубыми, впрочем, но это неважно.
Час еще ранний, народу немного. Под колоннами толстый юноша в очках, известный на курсе поэт, озабоченно всматривается в облака,по-видимому, собирается увязать их с темой современности; внизу два доцента хмуро беседуют о чем-то сентябрьском, а там дальше, на краю площадки, сбились в стайку первокурсницы, любопытно вертят головками в новехоньких пестрых шапочках, очень довольные... Вероятно, поступили на менее сомнительный факультет. Так и есть: бегут направо, к химическому корпусу.
Да, фольклор, фольклор. Что и говоритьспециальность не увесистая. Недаром нынче летом отец подсмеивался: какая же это, дескать, у тебя работабабьи припевки записывать, давай лучше за лещами поедем...
А что? Взяться бы за честный рыбацкий промысел, никто не глядел бы свысока. И ездить бы с отцом на Чудь, и жить у себя на островекругом волна да небо. Вон то сизое облако, наверно, плывет оттудапохоже на лодку с веслом...
Иди же к столу, Фаина! Чай остынет!
Фаина, проводив взглядом плывущую лодку, отвернулась от окна. Но смотреть на комнату и на подруг было в высшей степени неинтересно, скучного чаю из старого чайника тоже не хотелось.
Беда мне с вами...говорила Кая Тармо, расставляя чашки. Голос у Каи нежный, и вся она, длинненькая и бледная, напоминает голубоглазый северный лен, но она здесь самая хозяйственная, непорядков не любит.Хочется вместе завтракать, как дома, а ничего с вами не выходит. Одна лежит на подушке, другая думает, думает...
Фаина не думает, а мыслит,лениво отозвалась Ксения со своей кровати.Она у нас мыслящая личность, как выражался Писарев еще в прошлом веке...Ксения сладко зевнула.
Личность-то я сомнительная,сказала Фаина, садясь за стол,и вы обе не лучше. Весь факультет сомнительный.
С чего бы это вдруг?
Нисколько не вдруг. Читай и слушай! Все науки полезны, вплоть до собаковедения, только наша филология всегда где-то на задворкахизвините, мол, существует еще и такая наука...
Опять выдумки...возразила Ксения, разыскивая очки, которые у нее пропадали каждое утро.Устарел уже, матушка, этот спор о физиках, лириках и собаковедах.
Фаина, налив себе молока из вчерашней бутылки, осторожно попробовала.
Кислое...брезгливо сказала она, но легкая улыбка не сошла с ее губ.Налей мне кипяточку, Кая. Спасибо... Как вспомню, на каком я факультете, так мне и мерещится сердитый бородач с палкой. Рычит прямо из бороды железным голосом: «Будь мелиоратором, будь мелиоратором!»
Почему же мелиоратором?удивилась Кая.
Иногда и не мелиоратором. Иногда говорит: «На крышу, на крышу, трубы чистить!» Или стучит палкой, посылает в лес: «Гони скипидар, гони скипидар!..»
Кая моргнула и с маленьким опозданием засмеялась.
Мерещится?повторила она новое для нее слово.Это так, как во сне?
Ксения, щурясь сквозь плохо протертые очки, посмотрела на Фаину:
Ровно ничего ей не мерещится... Опять ты, Фаинка, играешь в эту игру. Никто тебя не заставляет гнать скипидар и никто не покушается на филологию. А твой фольклор, конечно, тоска смертная, но тоже никому не мешаетжуешь своего Змея-Горыныча, и жуй на здоровье.Ксения надела платье и, отыскав в ящике иглу, зашила на себе пояс.На здоровье!
Кая, старательно сняв серебряную бумажку, положила в рот кусочек халвысвоего любимого лакомства. Сказала серьезно:
Никто змея не жует. У нас на первом курсе экспедиция была, мы в Каркси ездили, очень интересное записали насчет одной ведьмы...
Экспедиция насчет ведьмыэто, конечно, сила!рассмеялась Ксения.Тем более, что на первом курсе... Ладно, ладно, не сердись, птенчик, дай и мне халвы...
На первом курсе тоже взрослые, не только на пятом... У нас в прошлом году две девушки замуж вышли.
О! Это, пожалуй, еще сложнее, чем экспедиция!
Кая, обидевшись, принялась укладывать книгинекогда ей пустословить, еще на лекцию опоздаешь.
Ксения снова пристала к Фаине:
Не думай, Фаинка, что ты загадочная. На своем причудском фольклоре ты хочешь сделать карьеру...
Оставь меня в покое!
Ну что ты вскидываешься! Я говорю об ученой карьере.
Фаина, молча встав, распахнула окно. На лбу у нее появилась морщинка досады, но губы все так же смутно улыбались, и теперь видно было, что эта улыбка дана ей в рисунке рта.
Карьера или не карьера, мне безразлично,не унималась Ксения,но притворства я не терплю. Никаких душевных конфликтов у тебя нет, ты их нарочно придумываешь
Не тебе бы говорить. Я никогда не притворяюсь.
Погоди, погоди... Я понимаю, что это не грубое притворство. Это ты создаешь себе иллюзию умственной деятельности. Я понимаючеловек просыпается утром и вдруг осознаёт, что мысли у него шевелятся вяло, и все бытовые, бедные... Ну, и становится ему как-то неприятно, неловкоон же о себе хорошего мнения! Тогда он и начинает придумывать себе идейных противников, или сомневаться в своем высоком призвании, или чесать под коленкой...
Непременно хочешь поругаться?сухо спросила Фаина.
Но Ксения уже дала отбой, заговорила голоском доброй лягушки:
Я шучу, шучу... Ты трудяга, я тебя уважаю, Фаина! Но мне тебя жалко, потому что у фольклора нет будущего. Что у тебя впереди? Запишешь еще сто тысяч поговорок, снесешь в музей, будут они лежать под спудом...
Что значит «под спудом»?заинтересовалась Кая.
В закрытом, в тайном месте,быстро ответила Фаина.
Без употребления!так же быстро добавила Ксения.В сундуке.
А еще в писатели собираешься...Фаина передернула плечами.И тебе ничего не надобно из этого сундука?
И заглядывать туда не буду! Ни за какие коврижки!
А откуда ты коврижки вытащила?
Как всегда, когда ее припирали в стенке, Ксения сделала вид, что ей лень возражать, и зажмурилась.
Кая, уже у двери, вполголоса уронила:
Чересчур вы богатые.
Что, что?.. О чем ты, птенчик?
Добра чересчур много, вот и не знаете, куда деватьв сундук положить или выбросить.
Она застегнула туго набитую сумку и ушла, оставив на прощанье еще одну тихую фразу:
А мы свое бережем... в тайном месте.
Ксения молча усмехнулась.
Она права,сердито сказала Фаина.А с тобой я больше на эту тему разговаривать не стану, ясно, что ты глухая... Поедем ко мне на озеро, я тебя окуну с головой, авось отляжет. Сиди потом на берегу и слушай, как наши рыбаки говорят! Писательница!
Ксения вдруг поперхнулась чаем.
Разве это поможет, Фаинка? Вот сейчас у меня геройкандидат наук. Чувствую, что язык у него немножко стертый, но не может же он говорить, как сказитель! Никакие рыбаки тут не помогут. Все кандидаты говорят по-кандидатски.Она вздохнула.И все одинаково: в общем и целом, оптимально, как правило, в разрезе и в конечном счете... Я не глухая, я все время слушаю, но вот взять хоть наших студентоводин и тот же синтаксис плюс жаргон: завалить зачет, судью на мыло и до лампочки...Вздохнув еще раз, она подняла руку в знак прекращения беседы и, усевшись поудобнее, раскрыла книгу.Пока что надо мне учиться запутывать фабулу позанятнее, а жизнь моя в этой комнате материала мне не дает! Уайльдвот мастер!После этих слов Уайльд был вывернут переплетом внутрь и закурена папироса.