Айя СубботинаСердце Пандоры
Глава первая: Полина
Ради чего все это?! орет Ира. Ее взгляд мечется по мне, словно ищет, за что зацепиться. И находит: сестра хватает меня за руку, тычет мне под нос мой же собственной окольцованный палец. Бриллиант размером с ноготь мизинца такой чистый, что достаточно капли света, чтобы миллионы искр рассыпались по стенам радужной проекцией. Ради вот этого? Ради денег?
У тебя истерика, говорю спокойно.
Я люблю его, понимаешь? Она заглядывает мне в лицо, долго что-то там высматривает, а потом шарахается в сторону, словно получила крепкую затрещину, хоть я и пальцем ее не тронула. А ты просто захотела его деньги. Вдруг решила, что Адам больше не урод, и он как раз хорошо вписывается в твои планы сделать себе обеспеченную сладкую жизнь.
Просто пожимаю плечами, потому что глупо отрицать очевидное.
Я жду от него ребенка, говорю с расстановкой, чтобы до сестры точно дошел смысл этих слов. Пусть они станут финальным аккордом. Она поплачет, возможно, она будет плакать по этому мужчине всю оставшуюся жизнь, но ей придется смириться с тем, что я стану его женой и матерью его ребенка.
Ира моргает, потом остервенело машет руками, как будто ее атакует невидимый рой пчел.
Ты что? Я знаю, что она прекрасно поняла с первого раза, но это же Ираона с детства прячет голову под подушку. Ей скоро тридцать, а она ничуть не изменилась.
Это было условие Адама: либо я даю, что он хочет, либо выразительно выпячиваю указательный палец с кольцом, никакой свадьбы. Вы были вместе три года, Ира, два выкидышахороший повод задуматься над тем, способна ли ты вообще родить.
А ты хорошо подготовилась, сопливая дрянь.
Я пожимаю плечами. Двадцать шесть не тот возраст, когда слово «сопливая» будет уместным, но мне все равно. Пусть говорит, что хочет. В конце концов, сестра имеет право злиться. Только меня ее злость давно не трогает. Как, впрочем, не трогает почти ничего в моей повседневной жизни. Есть цели, есть средства, которые позволяют достичь желаемого. Я выбираю тот вариант, который больше всего подходит лично мне. А руины будут всегдаэто неизбежность, этакая декорация, задний фон любых отношений.
Кто-то скажет: дрянь, сука, двуличная тварь.
И этот «кто-то» будет полностью прав.
Когда? коротко спрашивает сестра, и я вздыхаю, потому что прекрасно вижу, как ее взгляд падает на календарь у меня за спиной. Он был в отъезде и
Ты правда думаешь, что в наше время нужны годы, чтобы пересечь океан? Не хочу усугублять ситуацию, но смешок вырывается сам собой. Правда, Ира, в твоем возрасте нельзя быть такой наивной.
Она все-таки срывается: бьет меня по лицу. Раз, второй. Хлещет пощечинами так сильно, что голова мотается из стороны в сторону. На одних инстинктах ставлю ногу назад, вывожу себя из-под удара. Щеки горят, перед глазами скачут красные огоньки. Сглатываю металлический вкус крови и с вызовом жду, когда Ира ударит снова. Она уже занесла руку, но кривит рот от невыкричаной обиды.
Будем считать, что мы в расчете, говорю с полным безразличием.
Я научилась контролировать каждую толику своих эмоций.
Я дозирую слезы и смех, порционно раздаю улыбки, а сейчас точно не тот случай, когда стоит выходить из себя.
Убирайся! Ира яростно тычет пальцем в сторону двери. И больше никогда
Она жмурится так сильно, что глаза утопают в мелких морщинках.
Я была тебе вместо матери, Полина. Сестра глотает слезы, и ее рука беспомощно опускается, ударяется о край тумбочки.
Поэтому я не буду приглашать тебя на свадьбу.
На самом деле не будет никакой свадьбы, не будет никакого белого платья, романтического медового месяца. Будет просто две росписи в журнале регистрации. Адам не захотел, я согласилась. Мне плевать на платье, на воздушно-зефирную романтическую чушь.
Я давно не сплю в обнимку с плюшевым медвежонком.
Глава вторая: Полина
Две недели назад
В Лондоне невыносимый собачий холод даже в сентябре.
Я добегаю до такси, и водитель с ухмылкой смотрит на мои открытые туфли.
Багажа нет, поехали уже, говорю на хорошем английском. Как-никакпять лет иняза и два года языковой практики переводчиком в посольстве.
Куда ехать? Он смотрит на меня в зеркало заднего вида.
Называю гостиницу, морщусь, когда водитель говорит, что в это время дня и с учетом пробок мы будем ехать минимум час.
Мобильный начинает вибрировать, проглатывая один за другим не отвеченные вызовы. Пока я была в воздухепочти десять часовГлеб решил одуматься? Верчу телефон в руках, борюсь с желанием ответить, когда он начинает трезвонить, но просто смотрю на его фото на экране. Когда он понимает, что я не собираюсь отвечать, начинает штурмовать сообщениями: они приходят раз в минуту. Открываю первое, прикусываю губу и уговариваю себя не плакать. «Ты херова сука!»написано в каждом из двух десятков.
Открываю окно и жадно глотаю холодный влажный воздух. Легче не станет, но так у меня по крайней мере не поплывет макияж. Сегодня я должна быть во всеоружии, потому что обираюсь заключить самую выгодную сделку в своей жизнипродать себя подороже безобразному жениху моей сестры.
Из груди вырывается булькающий смешок, стоит представить будущие заголовки в духе: «Красавица вышла замуж за Уродца».
Все в порядке, мисс? волнуется водитель, очевидно решив, что у меня начался приступ рвоты.
Я не тружусь отвечать, машу рукой, чтобы смотрел на дорогу и не донимал вопросами.
Такси притормаживает около роскошной пятизвездочной гостиницы и я, подняв повыше ворот плаща, выскальзываю на улицу прямо под проливной дождь. Швейцар услужливо распахивает двери, пуская в уютно тепло.
Иду прямиком к стойке регистрации и от нетерпения стучу ногтями по столешнице.
Мне бы хотелось увидеться с Адамом Романовым, говорю быстро и четко, не дав девушке произнести заученную приветственную фразу. Он в номере? Скажите, что с ним хочет встретится Полина Давыдова. Это срочно.
Мне нужно проверить список постояльцев начинает было она.
Он остановился в четыреста втором. Пожалуйста, можно как-то ускорить процесс? Это очень важно.
Удивительно, как много можно узнать, просто почитав переписку в чужом телефоне. Как неосторожно люди, порой, доверяют свою жизнь мобильной связи.
Девушка берет трубку, набирает номер, но спустя минуту вежливо сообщает, что мистера Романова в номере нет и, если я хочу, могу подождать его в баре.
Я не хочу. Меня тянет на другой конец мира, тянет сбежать к одному моральному уроду, который не заслуживает ничего, кроме презрения, но в которого меня угораздило влюбиться. К счастью, у меня есть противоядие от этой боли, клин, которым я вышибу Глеба из своего сердца.
Снимаю плащ, перевешиваю его через локоть и иду к ближайшему зеркалу, чтобы взбить волосы руками и поправить помаду. Подумав, застегиваю верхнюю пуговицу на белоснежной блузке. Ради кого стараться? Господи, это же Адам Адам, с его оттопыренными ушами и
Я не сразу понимаю, что смотрю на него в отражении: стоит у меня за спиной и держит руки в карманах черного полупальто. Ни намека на удивление в темных глазах, как будто он знал, что именно сегодня сестра его невесты свалится на голову, хоть не мог этого знать, потому что еще сутки назад все в моей жизни было иначе.
Поворачиваюсь, иду к нему и останавливаюсь на расстоянии вытянутой руки.
«Как я смогу?..»задаю вопрос, на который уже знаю ответ.
Смогу. Это ведь просто мужчина, а трахаться можно сзади или просто закрыть глаза.
Полина? Он не то, чтобы очень удивлен, вдруг увидев меня в холле гостиницы, где живет уже почти неделю.
Просто рассматривает своим фирменным взглядом, от которого меня тошнит, потому что за этими карими глазами может быть все, что угодно: ненависть, презрение, насмешка, но угадать это не дано никому. Он словно Бермудский треугольник, от которого я все эти три года старательно держалась на расстоянии. До сегодняшнего дня.
Адам, все-таки беру себя в руки и заставляю сделать последние несколько шагов.
Теперь мы стоим почти вплотную, и мне нужны все мои моральные силы, чтобы посмотреть на него и не отвести взгляд. Адам Он похож на глину, из которой Господь лепил человека, но на половине пути устал и бросил в печь «на удачу». У Адама слишком крупный нос с заметной горбинкой, широкие ноздри, крупные, почти бесформенные губы, брови одна крупнее другой.