Что ж, важно не то, что он посмотрит или не посмотрит картины; важно, что он заглянет сегодня вечером к ней и, напившись, по обыкновению начнет разглагольствовать. Журналисты и даже коллеги любят его послушать, особенно в подпитии. Будет ли он ругать или хвалить Эрлаинтерес обеспечен. Лишь бы не ляпнул, будто не знает, кто это такой. Элизабет сложила записку, потом выбросила в корзину. Потомство обойдется без этого уникального человеческого документа, тем более что Сен-Клер наверняка сделал копию для своего архива.
Молли отправляла курьера за завтраком. Она, как всегда, не успела перекусить дома. Старина Молли. Пышная, хотя уже несколько обвисшая, слишком мягкая грудь. Темные, как маслины, черно-карие глаза. Шапка кудрявых крашеных волос. Громкий голос и заливистый смех. Дымит, как паровоз. Всеобщая отдушина и жилетка, всеобщая любовь Молли. Провинциалка, которая всюду дома. Вышла замуж в восемнадцать и развелась в девятнадцать. Одиночка Молли. Добрая душа, не теряющая надежды сосватать для Элизабет пожилого холостякасовершенно не ее круга, но тем и лучше! Это она полгода назад подарила Элизабет котенка, пообещав впоследствии достать и настоящего кота. Молли перечисляла:
Купишь шоколадную булочку, пирожное и кофе.
А мне принеси горячую воду и лимон. И пусть денег не берут!усмехнулся со своего места шеф.
Ты деньги экономишь?улыбнулась ему Элизабет.
А что делать? Если мы не продадим картины, нас всех уволят,осклабился шеф.Кстати, ты написала об Эрле для «Файн-арт-мэгэзин»?
Написала, написала. Такой рекламы он еще не получал. Я позволила себе утверждать, что на «Женском портрете» у него все дышит такой первозданной чистотой и страстью, как будто...
Как будто это единственная натурщица, которую он не успел разложить у себя в кабинете.
Или в мастерской, где все прекрасно оборудовано,вставил шеф.Все для соблазнения.
Тыто откуда знаешь?!они расхохотались.
Это что! Я даже могу на «Женском портрете» сравнительно легко в лабиринте линий обнаружить женщину!
К банкету надлежало кое-чего подкупить.
Сливки, соленые огурцы,перечисляла Элизабет, спускаясь по лестнице.Сен-Клер ведь, кажется, вегетарианец?
Они с Молли шли в китайскую лавочку. Их обгоняли косоглазые школьники, направлявшиеся туда же за сластями. Взгляд Элизабет упал на прилавок соседнего магазинчика. Сквозь окно было видно, как продавец, вооруженный длинным ножом, разделывает рыбу на прилавке.
Он брал крупную живую рыбину и несколько мгновений смотрел, как она бьется. Может быть, так нужно быловыждать несколько мгновений. Рыба упиралась в прилавок головой и хвостом, вяло, обреченно билась, переворачивалась, шлепалась. Жабры ее дышали редко, приоткрывались едва-едва. Элизабет с брезгливым ужасом смотрела на эту странную, уродливую агонию,на рыбу, выгибающуюся в руках продавца, на рыбном прилавке. Чтото почти эротическоеи оттого еще более обреченное и отталкивающеебыло в движениях бьющейся рыбы и в движениях крупных «желтых» рук продавца. Он резко хватал рыбину, отсекал голову и принимался чистить. Элизабет с отвращением отвернулась.
Они зашли в лавочку.
Вы думаете, мы собираемся эту вашу рыбу съесть?!по обыкновению, кричала Молли, торговавшаяся там, где нужно, и там, где это вовсе необязательно.Да мы просто собираемся ее надлежащим образом похоронить!
Элизабет не удержалась и прыснула, следом расхохоталась Молли, а содержатель лавочки так и не уяснил себе смысла сказанного. Зато случайный посетитель, вздыхавший при взгляде на цены, очень хорошо оценил шутку и от души расхохотался, поглядывая больше на Молли.
Внезапно Элизабет почувствовала на себе взгляд. Она никогда не верила в такие вещи, но сейчас ощущала инстинктивно, что ктото смотрит на нее с любопытством и восхищением. Она оглянулась. Сзади нее стоял незнакомый мужчина лет тридцати и весело ей улыбался.
Он был полноват, хотя строгий темный костюм сидел на нем безупречно. Его глаза улыбались озорно и доброжелательно, но и в повороте головы, чуть склоненной, и в улыбке, и в том, как он стоял у двери и смотрел оттуда на Элизабет, томелькомна Молли, то на свободный столик,во всем этом чувствовался лад с миром и умение его подчинить себе, когда нужно.
Он смотрел на нее, как на девочку-подростка,как никогда не смотрел на нее отец, слабый, добрый и всегда, кажется, побаивавшийся дочери. Нет, этот смотрел без всякой робости: как на младшую, насквозь понятную,смотрел с тайным одобрением, словно, например, она только что на его глазах лихо проехала на велосипеде, отпустив руль. «Молодец»,невесть почему говорил его поддразнивающий взгляд, в котором читалось: «Ято и не так еще могу».
Она улыбнулась ему в ответ. Подумаешь. Это ни к чему ее не обязывало.
Молли заметила, что Элизабет улыбается незнакомцу, и посмотрела на него с той обаятельной, но нагловатой оценивающей усмешкой, от которой так тушевались мужчины. Этот, впрочем, усмехнулся в ответ и не отвел глаз.
Пожалуйста, пятнадцать китайских печений с предсказаниями судьбы,попросила Молли продавца.
Тот принялся бережно и осторожно перегружать в ее пакет хрупкие, ароматные чудеса своего загадочного искусства. Элизабет не выдержала и, закусив губу, чтобы не рассмеяться, еще раз оглянулась. Незнакомец по-прежнему улыбался ей, как старший мальчишка из дома напротив,поддразнивающе и одобрительно. Склонив голову набок. Темно-каштановые волосы, круглое лицо. Глаза хулиганистого подростка, привыкшего прилично вести себя в обществе, но во всякую секунду готового чтонибудь выкинуть. Элизабет поймала себя на том, что ее улыбка становится почти призывной, приглашающей за ними последовать. Молли уже тянула ее к выходу. «Неужели пойдет за нами и заговорит?»думала Элизабет с испугом и тайной надеждой. Давно она так не улыбалась никому, да и с чего бы это вдруг? Она оглянулась в последний раз, уже закрыв за собой стеклянную дверь. Он шутил о чемто с продавцом. Он и не думал за ними следовать. Так тебе и надо, мечтательная дура.
...У нее в квартирке, где и должен был состояться банкет, Молли с ходу сбросила сандалии и босиком прошлепала на кухню. Элизабет смотрела ей вслед. Полные, сильные икры, смуглые ноги с темными волоскамиизза этого Молли никогда не могла себе позволить мини-юбку. Отчего у нее все так просто? Не может быть, чтобы она была лучше Элизабет. Глядя на ее ноги, вспоминаешь о расческе. Хоббит-Молли, и однако она с поразительной легкостью затаскивала к себе в постель, кого хотела. Даже шеф, поговаривают, однажды с ней переспал,правда, сама Молли яростно отрицала это. Элизабет сунула ноги в мягкие вязаные тапочки и прошла вслед за подругой, которая уже хозяйничала на кухне. Впрочем, она была единственной, кто действительно гостил здесь частенько. Готовила она, как богиня кулинарии, если только такая существовала в мифологии. Элизабет напрочь перезабыла почти все, чему ее учили в колледже, не путаясь только в направлениях живописи XX века,хотя кому какое дело до них сегодня?..
Молли взглянула на нее иронически:
Ты все переживаешь изза таксиста?
С таксистом вышло действительно неловко. Когда он вез их из лавочки, Молли издевалась над бедным малым, как хотела. Начать с того, что она тормознула машину только потому, что крикнула во все горло: «Я беременна! И она тоже!» Шофер подозрительно оглядывал Элизабет: если она и могла быть беременна при своей фигуре, то максимум на втором часе беременности. Молли, впрочем, от души веселилась.
Изза таксиста? Что ты, он был вполне тобой очарован.
Или тебе понравился этот, в лавочке? Этот пухлый?
Он не пухлый,машинально вступилась Элизабет за незнакомца.
Успокойся, подруга! Ты можешь прийти в себя? Ты скоро будешь помешать объявления в копеечных листках: «Разведенная женщина, белая, протестантка,ты протестантка? С прекрасной фигурой и прозрачными серыми глазами. Образованная,ведь ты образованная?ищет парня, с которым можно весело перепихнуться, не обременяя себя заботой о его комплексах и желудке». Так?
Элизабет поморщилась.
Про меня ты все знаешь. О себе подумай.
Да ято что, я грубая, невоспитанная, сексуально озабоченная, старая лохматая женщина, но тигрица в постели. Мелкие острые зубы и мохнатое, теплое заветное место, жаркий источник экзотических удовольствий... Ласки до посинения.