- Зачем?
- Я ненавижу себя! - произнес он с внезапной жестокостью. - Ненавижу себя и вас! Вы - личинки на кишках Бальдра! Вы ползаете, как черви, на трупе моего мира, и я не желаю мириться с вашим присутствием. Меня гложет ненависть к себе, но вас я ненавижу сильнее. Убирайтесь туда, откуда пришли! Это говорю вам я - хранитель Земли!
- Если ты... нас... силой...
Дутик стал крошечной звездой в его ногах - лиловым огоньком пламени, угасавшим в черных водах вечности.
- Улетайте домой, - прошептал он устало.
Они снова оказались в Святилище, и стены вновь распахнули двери. Двое оставшихся дутиков гордо подняли головы и с укором прожужжали:
- Ты привык. Привык к своему миру и своему времени. Но все это осталось в прошлом - далеком прошлом. Твоей расе нет оправдания. Своим единственным монументом она оставила бессмысленное уничтожение жизни.
- В этом мы соперничали со Вселенной, - ответил он. - И как всегда превзошли ее. Но посмотрите вокруг. В этой гигантской пепельнице есть и яркие угли. Здесь много такого, что оправдало бы нас.
Сжимая ладонями череп, он попытался расколоть его, но у него ничего не получилось.
- А теперь уходите отсюда. Оставьте меня одного.
- Ты тоже уходи...
Дверь насмешливо скрипнула за ними, и он вонзил в нее сноп светло-огненных молний.
А безмолвный крик продолжался. АКТ II
"Как далеко чертоги тьмы. Как далеко..."
Услышав стон, он узнал свой голос и проснулся.
"Как далеко... послы дутиков просят разрешения... залы света..."
Фразы слились друг с другом. И он знал почему.
Это он перекручивал слова подушки, изменял их смысл и, понимая, не понимал. Он вмешивался и оставался безучастным; спал и не спал; осознавал и прятался в неведении.
- Скажи им, чтобы они уходили! Читай мне! Читай!
Он знал и боялся знать.
...Длинная повесть о женщине по имени Анна и мужчине, которого звали Вронским.
...Поезд мчался к нему, как огромный ящер, извергая черный столб дыма и вопя от жажды крови. На рельсах...
Он включил свет.
- Прервать генерацию образов!
Поезд исчез, и он остался один, дрожа от ужаса и понимания.
Покрывало не успевало впитывать пот. Океаны воспоминаний отхлынули от берегов его разума. Закрыв лицо руками, он тихо спросил:
- Ты убрала кровь?
- Да, - ответила подушка.
- И ее тело?
- Да. Кремировала. Чисто и навсегда.
- Почему она сделала это? Подушка не отвечала.
- Почему она пришла сюда, чтобы покончить с собой? - настаивал он.
- Потому что она не могла уйти без тебя... и не могла остаться.
- Как давно это случилось?
- Семь лет, три месяца и тринадцать дней. Что-то огненное потекло из соломинки, и он проглотил горьковатую жидкость.
- А дутики? Они реальны или просто являются частью терапии?
- Реальны, но используются для терапии.
- И я действительно убил одного?
- Да.
- Когда?
- Две недели назад.
- Значит, я болен.
- Нет, сейчас ты здоров.
Он был болен все это время. Болен!
Кушетка зажужжала, покрывало завибрировало, и ему снова стало сухо и тепло.
- Послы дутиков просят разрешения войти, - доложила подушка.
- Значит, ты все же разбавляла мои напитки?
- Да.
- Тогда пусть они войдут. АКТ III
Он осмотрел комнату, в которой провел почти семь лет. Стены дрогнули под натиском воспоминаний.
Лен вернулся, принеся с собой запах времени и пространства, вернулся, чтобы без слов посмотреть ему в глаза и ударить в лицо. Когда он пришел в себя, Лен исчез, как исчезли и два его зуба, один из которых потом нашелся на полу. Он налил бокал, обломал все ногти, корчась в безумии рядом с цветами у бассейна, затем налил еще бокал, поплакал немного и налил еще бокал. Он отнес ее на кушетку и помолился, налил бокал, поплакал, заблокировал дверь, а потом заснул и проснулся через семь лет и три месяца. Руки ныли от уколов, которыми подушка Лициды гасила его боль.