Стоп, стоп, стоп, я вскидываю руки, перебивая ее. Вижу краем глаза, как за спиной Евы, в автомобиле, Вика все же не сдерживается и поворачивается в нашу сторону и одаривает долгим взглядом, а почему, собственно, я должен тебе помогать.
Ты не должен, мотает она головой, и мокрая прядь прилипает к ее щеке, ты ничего не должен. Просто я думала Это же твой сын.
Ее руки с тонкими, изящными пальцами накрывают живот. Наверное, ей холодно, думаю я, замечая, что женские предплечья покрываются мурашками. Мы выбрали неудачное место для общения, какой бы не была она обманщицей, в первую очередьона беременная женщина.
Я готов думать о чем угодно. Только не о сыне.
Не о том, что мне пытаются подсунуть другого ребенка и повесить чужие проблемы. Но от реальности не убежать, а я не сопляк, чтобы притворяться.
Ева, говорю и запинаюсь. Мне нравилось ее имя. Тогда. Не сейчас. С чего ты взяла, что это мой ребенок? Ты думаешь, я в это поверю?
Ее глаза становятся совсем большими, я замечаю, что в уголках скапливаются слезы. Терпеть не могу сцены, но этим меня не проймешь.
Ты можешь верить или не верить, но это твой сын. Если ты не можешь мне помочь, то ничего, мы разберемся.
Она отступает, а потом разворачивается и уходит.
Вот просто так, берет, гадство, и уходит! А я, настроенный если не на войну, то на полноценное сражение, остаюсь смотреть ей в спину и ни фига не соображаю.
Сажусь в машину, глядя прямо перед собой.
В башке пустыня, все сожжено дотла, все вымерли.
Нет, ну так не может быть! Если бы она спорила, кричала, топала ногой и пыталась шантажировать, я бы знал, что делать. А сейчас что?
Вика спрашивает что-то, но я не соображу, слова вообще ничего не значат. Я вижу только удаляющуюся под дождем фигуру, без зонта, замечаю, что она обнимает себя руками. Там, где кончается свет фонарей и наступает летняя, мокрая ночь, там темно и небезопасно, особенно женщине, особенно с ребенком под сердцем.
О чем она говорила? Что у нее проблемы с тетей? Их выгоняют из квартиры?
За коммуналку не платят, что ли? Ну, сколько ей понадобится, чтобы закрыть этот вопрос, думаю, я не обеднею от этой суммы.
Черт, она уже успела скрыться за поворотом, там парк, дурацкий, а время позднее. На крыльцо выходит Денис, курит, глядя в нашу сторону и машет рукой.
Решение приходит молниеносно.
Вика, я оборачиваюсь к ней. Она замолкает на полуслове, лицо нахмуренное, а после моих слов станет еще хуже. Но я уже решил. Тебя Денис отвезет. Не обижайся.
Баринов, шипит она, ты в своем уме? Я тебе этого не прощу никогда!
Я себе тоже не прощу этого, отвечаю я.
Вика ждет, что я передумаю, мы схлестываемся взглядами, но она сдается. Выходит, громко хлопая дверью, а я стартую с места.
Мне всего лишь нужно убедиться, что Ева дойдет домой живая и здоровая. Какой мерзавкой бы она не была, убеждаю я себя, я не хочу быть виноватым, если с ней что-то случится. И ничего больше, остальное меня не касается.
Знакомьтесь, яЕгор Баринов, и я мастер самообмана.
Глава 6. Ева
Садись в машину.
Голос Егора по температуреабсолютный ноль, и холод бежит по позвоночнику от брошенных мне в спину слов.
Я иду, не сбавляя скорости, даже не думаю останавливаться. Обнимаю себя за плечик ночи становится особенно зябко, я успела вымокнуть под дождем и надеюсь лишь на то, что не разболеюсь.
Я прождала его весь день, как Хатико: в здание офисного центра, где они снимают несколько этажей, меня не пускают, секретарь не соединяет с Егором, а личного его номера у меня попросту нет.
Только знакомый автомобиль на стоянке послужил единственным доказательством, что есть шанс увидеть Баринова.
А теперь я ругаю себя последними словами. На что я вообще надеялась?
Мне не просто обидно, мне больно от его слов, они ранят, вонзаясь под кожу острыми ножами. Я совсем не знаю тебя, Баринов, и теперьне хочу.
Садись, я сказал!
Нет уж, катись, Баринов, вместе со своей черноволосой красоткой. Мы с сыном справимся без тебя.
Баринов нажимает на газ, я мрачно думаю, что ему надоело плестись на низкой скорости за мной следом, но ошибаюсь. Он обгоняет меня, заезжает лихо на бордюр и ставит машину боком, преграждая мне путь.
В салонетолько он один, той красотки нет. Не знаю почему, но я обращаю на это внимание.
Он выходит, расправляя плечи, на лице все та же суровая печать недовольства.
Что тебе нужно, Егор?
Закусываю губу, чтобы не разреветься. Ну почему, почему он так отчаянно хорош, даже вымокший под дождем? Без пиджака, в одной рубашке с закатанными рукавами, с влажными, как после душа волосами, он выглядит сошедшим с обложки модного журнала. Я чувствую себя еще более неуютно рядом с ним, балетки противно чавкают от каждого шага, и платье, дурацкое платье
Садись в машину, Ева, он так по особенному произносит мое имя, что от его интонаций я покрываюсь снова мурашками, как ты собираешься добираться домой? О ребенке подумай.
Эти слова действуют магически.
Стоит только представить, что мне придется без зонта возвращаться домой, одной, темными дворами, как я понимаю всю глупость своих поступков. Иду безвольно на его зов, как за гамельнским дудочником. Баринов открывает дверь переднего сидения, и я ныряю в теплое нутро дорого автомобиля.
Вспышками проносятся воспоминания нашей первой встречи, я даже запах салона помнюкожи, парфюма и чего-то еще, дорогого, недоступного.
Егор обходит автомобиль и садится за руль, сдает назад, съезжая с бордюра. Я молчу все это время, не знаю, о чем говоритьмне вообще непонятно, почему он сорвался следом, куда дел свою черноволосую красотку.
Хочется скинуть обувь, и я пытаюсь сделать это незаметно, но Егор все равно видитсмотрит исподволь, но снова ни слова.
Босым ногам сыро и холодно, я стараюсь спрятать их, стать менее заметной, но в такой опасной близи это невозможно.
Он нажимает на несколько кнопок, всего на мгновение отвлекаясь от дороги, и я ощущаю как спустя пару секунд теплый воздух начинает дуть на ледяные ступни.
Спасибо, его забота в нынешних обстоятельствах неуместна, и потому нам неловко обоим.
Расскажи, что случилось с вашей квартирой, просит он, глядя сосредоточенно на дорогу. Автомобилей почти нет, но дорожное покрытие мокрое и скользкое после дождя, а Баринов аккуратист и перестраховщик.
Вчера к нам пришли двое, начинаю я.
Складывается ощущение, что эту историю за несколько дней я повторила сотни раз. Егор слушает не перебивая, но я чувствую, что в отличии от участкового, он слышит каждое сказанное мною слово.
Я заканчиваю рассказ, когда мы подъезжаем к моему дому.
Ты помнишь адрес, выдыхаю удивленно.
Он был здесь всего лишь один раз, и я была уверенна, что Баринов давно забыл его, как ненужную деталь из прошлой жизни, но я снова ошибаюсь.
Помню.
Мы встречаемся взглядами, и мне становится тяжело дышать. Его присутствие действует на меня гипнотически, хочется протянуть руку и коснуться его щеки, нонельзя, не мое, не могу.
Я сжимаю пальцы в кулак, чтобы погасить порыв, а Егор отводит взгляд.
Идем, я провожу тебя. Завтра проверим, на ком числится ваша квартира и через кого проходила сделка.
Спасибо, мне действительно, не нужно ничего более. Сама бы я смогла узнать эту информацию в лучшем случае через несколько дней, не раньше.
Пока не за что.
Мы идем к подъезду, держась рядом, но не касаясь друг друга. Баринов открывает деревянную подъездную дверь, заходит первым, оглядывая подъезд. Лампочка горит тускло, но ее освещения хватает, чтобы убедиться, что на площадке никого нет.
Мы поднимаемся вместе на третий, я засовываю ключ в дверь и хмурюсь.
Что случилось?
Егор реагирует моментально.
Замок Он как-то странно себя ведет.
Отойди, Баринов проворачивает ключ, надавливая на дверь. Обычно ключ двигается свободно, но сегодня идет непривычно туго. Не сразу, но замок поддается, мы слышим, как поворот за поворотом щелкают ригели, и дверь распахивается.
Баринов никогда не был у меня, и мне становится стыдно за то, что сейчас откроется перед его глазами: бедная, на грани нищеты, обстановка квартиры, тетя Мила со всклокоченными короткими волосами и странными речами. Я включаю свет в коридоре, заглядываю в гостиную и вижу, что тетин диван пуст.