В задней комнате душно, словно в гробу: густо воняет смесью дорогих духов, лака для волос, пудры и косметики. Я так отвыкла от всего этого, что непроизвольно зажимаю нос рукой, отчего сразу несколько десятков глаз дарят мне нарочитой презрение. Еще бы: многие девочки здесь на пике своей популярности и мнят себя королевами мира, так что для них япросто списанный материал, Черная королева уродства. Та, что не смогла вернуться.
Плевать. Единственное, что имеет значениемое душевное равновесие, которое стремительно тает, как только до меня доходит, что придется раздеваться на глазах у всех этих безликих красоток с феерическими начесами и безумным макияжем. Кому пришла в голову блестящая идея оформить аукцион в цветочном стиле? И как нас будут объявлять? Белый тюльпан? Красная фиалка?
Все в порядке? снизу-вверх нетерпеливо зыркает на меня ассистентка, держа в руках мое платье на этот вечер. Что-то сине-фиолетовое, сверкающее и, хвала богам, закрытое. Марта учла мои пожелания.
Я мне нужно Тыкаю в сторону какой-то двери, судя по всему, ведущей в служебное помещение. И пока девчонка пытается сообразить, что к чему, хватаю наряд и стремительно несусь туда, надеясь, что оно запирается изнутри.
К счастью, за дверью подсобка, и лампочка горит тусклым рассеянным светом. Я быстро, насколько это возможно, переодеваюсь, стараясь не думать о том, что шрамы все еще болят, если слишком сильно тереть их шершавой тканью. И что в таком платье даже несколько часов будут настоящей пыткой. Но я сама подписалась на это, и лучшее обезболивающеемысль о деньгах, которые дадут мне возможность и дальше жить в свое удовольствие.
Когда выхожу из своего убежища, все вокруг перестают галдеть и пялятся на меня так, что я невольно опускаю взглядвдруг, надела шиворот навыворот? Нет, все в порядке. Даже ассистентка бежит на полусогнутых, протягивая туфли в цвет на высоких тонких каблуках. Еще полчаса в кресле стилистаи я, наконец, могу посмотреть на себя в зеркало.
Что ж, даже если это прозвучит пафосно и самовлюбленно, Черная орхидея сегодняшнего вечера будет самым дорогим лотом.
Но стоит начаться благотворительному аукциону, как до меня доходит страшная истина. Я чертовски отвыкла не только от запаха лака и того, что кто-то посторонний делает мне прическу. Я отвыкла от всего этого: оценивающих взглядов, сальных улыбочек, от того, что люди за пределами подиума приходят посмотреть на нас лишь с одной цельювыбрать экспонат по вкусу и сделать все, чтобы добавить его в свою коллекцию подвигов. Все эти мужчины в роскошных костюмах, с носовыми платками, которые стоят дороже., чем моя квартплата за месяцони хозяева жизни. А мы всего лишь мотыльки-однодневки и живем, чтобы красиво выпорхнуть из кокона и, если повезет, зацепиться за щедрого холостяка. Мне не повезлоя слишком поздно узнала, что мой холостяк долго и нерушимо женат.
Япоследний лот в списке, и пока других девочек благополучно раскупают, осторожно выглядываю в зал из-за ширмы, пытаясь угадать, кому же достанусь. В списке девушки не названы своими реальными именами, и на наших лицах полумаски, за которыми не угадать лиц. Я делаю ставку на милого старичка в инвалидном кресле: этоАлександр Романофф, владелец судостроительной компании, доходы от которой уже обеспечили безбедное существовании шести его внукам. Он не проявляет интереса к другим девушкам, но то и дело опускает нос в программку, из чего я делаю вывод, что он бережет напоследок. Еще двое «сливаются» еще в середине. И, конечно, остается Шэар, и я слышу, как девочки за ширмой громко обсуждают, кому же он достанется, нарочно делая вид, что меня нет рядом. Он был моим мужчинойвсе это знают. Моим Папочкой, который решал все проблемы. Но теперь место его любимой девочки вакантно, и желающих занять его предостаточно. Вот только он тоже не торопится выкупать лоты, выжидает. У меня закрадывается нехорошее подозрение, что Марта шепнула кому надо пару слови сегодняшний вечер разовьется по самому паршивому сценарию: я стану игрушкой Шэара и он снова будет в выигрыше.
Меня объявляют с пафосом: Безупречная Черная орхидея, настоящий бриллиант, лучшее, что сотворила Вселенная. Я прикрываю глаза пытаясь убедить себя не слушать этот бред. Задача проста: выйти, улыбнуться и молча ждать объявления имени победителя торгов. Но это невыносимо тяжело. Почти так же, как и выйти на круглое вращающееся возвышение, где меня, словно алмаз, подсвечивают голубоватыми светом софитов. Платформа медленно крутится, чтобы каждый, то готов потратиться, смог хорошенько рассмотреть лот со всех сторон. Почему-то представляю себя курицей в микроволновке, и некоторые взгляды действительно обжигают.
Стартовая цена за самый прекрасный цветок нашей коллекциисто тысяч! Аукционист поднимает деревянный молоток, всем видом подстегивая толстосумов не скупиться и поднимать.
Романофф наклоняется к своему помощнику и тот громко объявляет:
Сто десять!
Сто двадцать! раздается из глубины зала.
Я не вижу, кто это, но аукционист, посмеиваясь, говорит:
Господин Шадрин сегодня в ударе!
Шадрин? Он уже купил двух. Зачем ему я?
Хочу разбить дома розарий, отшучивается в ответ Шадрини мне остается молить богов, чтобы он поскорее отвалился.
Аукцион продолжается и очень быстро моя цена переваливает за отметку в двести пятьдесят тысяч. Меня бросает в пот, ладони становятся противно влажными, когда замечаю взгляд, которым Шэар смотрит на меня через весь зал. Он знает то, что знаю и яему здесь нет равных. В конечном итоге это вселишь игра, чтобы поиграть на нервах соперников и покрасоваться.
Как же глупо было соглашаться! И еще более наивно полагать, что я отделаюсь легким испугом. Взгляд Шэара многозначительный: заполучив меня, он сделает все, чтобы припомнить мне выходку в ресторане.
Триста! объявляет помощник Романофф.
Триста пятьдесят, тут же отзывается Шэар.
Под потолок, словно вспугнутые птицы, поднимаются удивленные вздохи. Аукционист заносит молоток для громкого удара и начинается отсчет.
Триста пятьдесят тысячраз! Удар отдается у меня в голове. Хочется зажмурится, хочется скинуть туфли и бежать со всех ног, подальше от этой жизни, в которой мне больше нет места, подальше от прошлого, которое проросло сквозь бетонную могильную плиту. Триста пятьдесят тысячдва!
Мне нечем дышать. Паника хватает за горло и душит, душит
Пятьсот тысяч, раздается мелодичный женский голос, и на миг мне кажется, что это Нана пришла спасти меня из этой авантюры.
Но, конечно же, это не она. Никто не знает, что я здесь, и тем более я бы не позволила сестре решать мои финансовые проблемы. Достаточно того, что она уже для меня сделала и что я все равно, вопреки всему, не могу искренне за нее порадоваться.
На этот раз удивление куда громче. Я жмурюсь, пытаясь увидеть, кто моя неожиданная спасительница, и почему-то ее лицо кажется смутно знакомым, но попытки вспомнить ничего не дают.
Итак, пятьсот тысячраз!
Шэар недовольно оборачивается и на миг мне кажется, что эта женщина и для него совсем не незнакомка.
Пятьсот десять, не сдается Романофф.
Шэар поднимает еще на десять тысяч, но незнакомка, прижимая пальцем к уху гарнитуру, получает новые указания. Лучезарно улыбается и объявляет новую цену:
Шестьсот.
Теперь понятно, что онапредставитель покупателя, который пожелал сохранить инкогнито. И это пугает сильнее, чем злой, как демон, Шэар, который понимает, что добыча стремительно уплывает из его рук. Романофф машет сухой немощной рукой, и его ассистент дает знак, что он больше не участвует в торгах. Остается незнакомка и Шэар: он поднимаети она отвечает, поднимая следом, но уже на несколько порядков выше. Зачем это все, если уже сейчас понятно, что она может поднять сразу вдвое? И для кого этот спектакль, если настоящего покупателя все равно никто не узнает в лицо? Может даже показаться, что то, с какой легкостью незнакомка поднимает ставкуне что иное, как попытка щелкнуть Шэара по носу. Но зачем?
Семьсот тысяч. Восемьсот тысяч. Восьмисот пятьдесят.
Миллион, поднимает девушка, а зал погружается в полную тишину.