Клод Фаррер
ЦВЕТ ЦИВИЛИЗАЦИИ
I
По двору, обсаженному тенистыми деревьями, два скорохода-тонкинца катили колясочку, очень изящную, лакированную с серебряной инкрустацией. Они впряглись в оглобли цугом и стали ожидать хозяина, неподвижные подобно желтым идолам, облаченным в шелка. Коляска и скороходы представляли очень элегантный экипаж, необычный для Сайгона, где только бедняки еще ездят на людях. Но доктор Раймонд Мевиль был оригинал, и кроме того, у него были и виктория и прекрасные рысаки. Так что свет прощал ему эту причуду ради ее изящества.
Было четыре часа, время, когда сиеста заканчивается. Позднее доктор не принимал, как и подобает в стране, где улицы пустынны до заката солнца. В этот день Раймонд Мевиль выезжал рано не для классической прогулки перед обедом, но для нескольких полупрофессиональных визитов, которые делал редко, согласно своей тактике.
Конгаи с гладкопричесанными волосами отворила дверь, бросила скороходам несколько крикливых слов и вдруг замерла в подобострастной позе: появился господин. Он сошел по лестнице еще молодой, хотя уже разбитой походкой, пощекотал грудь женщины под черным шелком и сел в коляску. Тонкинцы пустились бежать со всех ног, ветер, вызываемый быстрым движением, освежал лицо западного человека. Из окон, сквозь щели закрытых от солнца ставень, женщины любовались красотой белых с пурпуром ливрей на скороходахи любовались седоком еще больше, чем роскошью, которая его окружала. Доктор Мевиль был любимцем женщин, во-первых, потому что сам любил их больше всего на светеи еще, потому что отличался красотой, которая их волновала, чувственной и холеной до неприличия. Он был блондин с темно-голубыми удлиненными глазами и маленьким алым ртом. Несмотря на то, что ему минуло тридцать лет, он казался юным; и хотя был силен, отличался изяществом. Длинные светлые усы делали его похожим на выродившегося галла, которого столетия смягчили и сделали утонченным.
Сходство случайное: Мевиль считал себя достаточно цивилизованным для того, чтобы кровь всех предков успела смешаться в его жилах в одинаковой степени.
Коляска катилась между деревьями, которые защищали улицы от лучей солнца, косых, но тем не менее убийственных, как удар палицей. Концом трости господин направлял скороходов. Он остановил их окриком: «топ», ударив слегка по плечам, и они вбежали в сад, который окружал виллу. Вдоль ограды ожидало несколько экипажей с аннамитскими грумами, державшими под уздцы лошадей.
Ба, сказал Мевиль, сегодня приемный день у этой милой крошки, я об этом и не подумал.
Он пожал плечами, колеблясь; потом вынул бумажник и проверил его содержимоенесколько билетов Индокитайского банка. После этого Раймонд Мевиль бросил свою трость одному из боев, сбежавшихся к нему со всех сторон, и вошел.
Дом, старый и просторный, был местного характера. Две прихожих вели в салон, расположенный в боковом крыле, в тени и заканчивающийся закрытой террасой с глухими шторами. Все это было огромно и высоко, как церковь; стены не достигали до потолка, и воздух свободно циркулировал между перегородками. Здесь было прохладно, и мебель, вся из черного дерева, с перламутровыми инкрустациями, издавала туземный запах.
В вестибюле Раймонд Мевиль встретил субъекта, который выходил, бритого, лимонно-желтого, с размеренными движениями: это был хозяин дома, адвокат Ариэтт. Оба мужчины чрезвычайно сердечно пожали друг другу руки; угрюмое лицо адвоката искрилось даже улыбкой благоволения, которой он, вероятно, удостаивал не всех своих посетителей.
Моя жена дома, дорогой друг, сказал он, и с вашей стороны очень любезно навестить ее. Я не имел удовольствия видеть вас у себя уже давно.
Верьте, дорогой, утверждал Мевиль, что в этом нужно обвинять исключительно мою леность. Ваш дом симпатичен мне больше, чем все другие в Сайгоне.
Адвокат сделал польщенную мину; казалось, что он вздохнул про себя с облегчением.
Однако я вас оставлю, дорогой доктор. Меня вызывают в суд, как всегда.
Интересные дела?
Разводы, понятно. Мы живем в очень скандальное время.
Он удалился со своим портфелем под мышкой, сухим автоматическим шагом. Раймонд Мевиль засмеялся ему вслед, сделав гримасу.
В салоне восемь или десять женщин болтали между собой в элегантных и небрежных сайгонских платьях, похожих на роскошные пеньюары. Стоя на пороге, Мевиль оглядел их всех одним взглядом и непринужденно вступил в их круг, чтобы приветствовать прежде всего хозяйку, грациозную брюнетку с ясными глазами, которая протянула ему руку для поцелуя.
Вот и медицинский факультет, сказала она. Каким счастливым ветром сегодня?
Медицинский факультет, отвечал доктор, является засвидетельствовать свое почтение юридическому.
Он поклонился каждой гостье, сказав несколько любезных слов, и сел. Он был центром всех взглядов; женщины восхищались им, и его репутация Дон Жуана была установившейся.
Не смущаясь, он весело болтал. Достаточно остроумный, он умел говорить о том, что любят женщины. Он был легкомысленным по натуре и старался казаться еще легкомысленнее, чем на самом деле. Он пользовался этим, как оружием в любовных похождениях, зная, что он предпочитает казаться пустым и по-женски несерьезным, ему доверяли легко, не стараясь разыгрывать из самолюбия никакой роли.
Между прочим, сказала вдруг m-me Ариэтт, я хочу прибегнуть к вашей помощи, целитель.
Вы нездоровы?
Нет, но мне так жарко! Хорошенький декабрь, правда? Притом, нельзя выехать и на дачу, сезон преступлений в самом разгаре. Помогите мне, чем хотите.
О, это пустяки.
Ваши пилюли, правда? У меня нет рецепта. Он встал, вынимая свой бумажник.
Я вам сейчас это устрою.
Как, доктор? сказала одна из дам. Вы распоряжаетесь термометром?
Конечно. Я ему даю письменные приказания, как вот этона обороте моей визитной карточки.
Он отошел в угол, к столу, и стал писать. Кончив, он оставил карточку на столе и вернулся.
Вот. Этого хватит на пятнадцать дней. Две недели вы будете себя чувствовать на полюсе всякий раз, когда захотите.
О, доктор, сказала одна молоденькая дама, дайте и мне рецепт, ради Бога!
Бог здесь не поможет, сударыня, насмешливо возразил Раймонд. Загляните ко мне в кабинет, и все устроится, как нельзя лучше.
Он больше не садился и ушел, улыбнувшись всем женщинам сразу.
Минуту спустя, какая-то любопытная пошла посмотреть рецепт, оставленный на столе.
Ах, воскликнула она, доктор Мевиль забыл свой бумажник!
Доктор Мевиль всегда позабудет что-нибудь, ответила хозяйка с безмятежной улыбкой.
Раймонд Мевиль также смеялся, снова садясь в коляску. Скороходы посмотрели на него вопросительно. «Капитан Мале», приказал он им и откинулся на кожаные подушки. Коляска помчалась.
Капитан Мале жил на углу бульвара Нородим и улицы Мак-Могон, против дворца губернатора. Это был финансист. Слово «капитан» на аннамитском жаргоне означает просто «джентльмен», а не «военный», финансист весьма крупный и по-своему состоянию, и по той роли, которую он играл. Директор трех банков, член всех административных советов, откупщик нескольких налогов, он представлял собою величину, с которой считались все. Кроме того, это был, по американской формуле, человек, который не родился, а «сделал себя сам». Женат он был на прелестной женщине неместного происхождения.
Эта женщина нравилась Раймонду Мевилю, и он искал случая сблизиться с нею.
Мадам Мале читала у себя на веранде, муж сидел подле нее. Веранда походила на прелестный будуар в стиле Людовика XV, весь голубой, с ажурной балюстрадой белого мрамора. Совершенная красота молодой женщины, красота задумчивой белокурой маркизы, выигрывала в этой раме еще более.
Слуга-европеецроскошь, редкая в Сайгоне, принес карточку Мевиля.
Вы звали доктора? спросил финансист.
M-me Мале отложила свою книгу и сделала отрицательный жест.
Тогда, заметил муж, он за вами ухаживает. Позвольте мне сказать вам это, моя дорогая. Прошу вас, не принимайте его лекарств.