Уходя, никогда не прощайся
И не думай, что это — навечно,
Не вали расставание на плечи
И разлуке не поддавайся!
А ведь семейного счастья могло бы не быть, не прояви я настойчивости при оформлении месячной командировки в американское посольство в Москве. Два года назад…
И вот мой ад закончился — я вернулся домой. Вернулся живым. Потерял свою напарницу. Был вынужден убить своего шефа, начальника специального оперативного подразделения «Z» департамента стратегического планирования по СССР и странам Варшавского Договора ЦРУ США. Вернулся…
— …где-то витаешь?
Голос жены вывел меня из прострации. Я посмотрел на нее, пытаясь угадать, какие важные моменты я мог пропустить. Оказалось, ничего. Она просто хотела предложить нам с Ксюхой прогуляться до гаражного кооператива и внести-таки денежный взнос, пока она будет готовить праздничный стол. Я легко и с радостью согласился. И думаю, никогда не устану радоваться жизни, глядя на дочку. Оказывается и жизнь может быть прекрасной! Вот ведь… Попробуй, скажи мне кто-нибудь подобное месяца два назад…
Не давай своим силам угаснуть,
Не успев отойти от порога.
Впереди ожидает дорога,
Пусть же будет она не напрасной!
* * *
Город искрился голубизной выпавшего за ночь пушистого снега, не изгаженного песком дворников, подошвами рабочего люда, ребристыми колеями автомобильных покрышек. Снег был чист, ибо никто не торопился выходить на морозный воздух воскресным утром. Только мы. Наверное, о таком утре я мечтал в Афганистане в должности военного советника ЦРУ, а по ходу дела и курируя советскую агентурную сеть, которая осуществляла подготовку свержения афганского лидера Амина…
— Пап, а может мандаринов купим? — деловитый тон дочки вернул меня в реальность.
Реальность эта вырисовывалась в виде дощатой овощной палатки, возле задней двери которой притулился фургончик. Двое мрачной наружности мужичков споро разгружали ящики с мандаринами. Я взглянул на дощечку, знакомившую посетителей с временем работы палатки и собрался было высказаться в духе «лучше на обратном пути», но… но не смог.
Подошел к одному из грузчиков, присевшему на ящик с явным намерением устроить перекур. Дочка прилепилась к моей ноге, обхватив ее обеими ручонками.
— Послушайте, не продадите килограммчик… — начал я, но был перебит тягучим, словно сироп и хрипатым голосом.
— Не продаю я, начальник! Грузчик я здесь. — затем тип скользнул глазами по Ксюхе, задумчиво пожевал папироску и вдруг улыбнулся.
Да, да! Его небритая несколько дней физиономия просто расплылась в улыбке, хоть глаза и оставались холодными и пристальными.
— Ладно, погодь, щас оформим. — Он повернул голову в сторону распахнутой двери, откуда доносились визгливые тональности и гаркнул. — Теть Клав!
Переливы внутри смолкли. Прошаркало по дощатому полу, и на пороге возникла весьма объемная фигура укутанная в огромный пуховой платок.
— Чо орешь! — для проформы огрызнулась она, видимо сразу сообразив, для чего ее вызвали и обратилась уже непосредственно ко мне. — Вообще-то мы через час открываемся.
— Вижу, но дочка…
— Понятно! — кратко резюмировала тетя Клава. — Будет дороже… плюс пакет…
— Согласен! — проявил я тонкость дипломатического подхода и, подмигнув Ксюшке, полез за кошельком.
И только когда я нащупал объемный бумажник, то вспомнил, кошелек остался дома, а это кожаное чудовище в кармане хранит в своем объемном чреве восемь тысяч рублей — первый и последний взнос за место в гаражном кооперативе. Чертыхнувшись, достал бумажник и через несколько минут отыскал среди сторублевок несколько купюр по пятьдесят. Извлек голубоватую бумажку.
— Мда… — озадаченно протянула продавщица, до сих пор с интересом наблюдавшая за моими действиями. — Попробую наскрести сдачи… Слышь, Лех, а ты пока взвесь гражданину…
— Пять. — решил я ей облегчить поиск сдачи.
— … пять кило.