Рус, иди посмотри.
Мне и так все видно.
Вика посмотрела в его сторону, но видела только силуэт в кресле.
Тимур, выйди, а ты сними платье.
Дверь открылась и закрылась снова, девушка вздрогнула от щелчка замка. Она осталась одна в клетке с двумя хищниками. Ей нельзя уйти, потому что пришла сама и добровольно, нельзя сказать им «нет», потому что такие люди не принимают слово нет.
Она чувствует это, она прекрасно знает, что сейчас будет. От этого трясет все тело в диком страхе.
Раздевайся, холодный приказ Фирсова, и снова сигаретный дым в лицо. Начнешь отрабатывать прямо сейчас.
Он тушит сигарету в пепельнице, снимает пиджак, кидает его на стол. Из кармана брюк туда же летят несколько упаковок презервативов.
Господи, как она вообще попала сюда? Вика так долго набиралась смелости, ничего не сказала мужу, пошла просить об отсрочке. Проживут как-то, не в деньгах счастье, Антон обещал, что все будет хорошо. Она так отчетливо помнит, как он пришел ночью, и что последовало потом.
ГЛАВА 2
Шлюха работала исправно, насаживаясь на член ртом, облизывала ствол и снова заглатывала до гортани. Антон, откинувшись на спинку дивана, широко расставив ноги, простонал, представляя, что это его Вика так хорошо делает минет, ублажая своего мужа.
Вот она, откинув темные волосы, наклоняется, карие глаза блестят от желания, она сама этого хочет, берет глубже. Антон ловит свой кайф, начинает кончать, сперма омывает ее горло, но она все благодарно принимает, высасывая до последней капли.
Тебе понравилось?
Вся иллюзия рушится в один миг. Кто бы мог подумать, что Миронов, наваливая в рот шлюхе, будет мечтать о собственной жене? Вика так его вымораживала в последнее время. Он почти год трясется над ней, а хочет лишь того, чтоб его жена выполняла свои обязанности, не только варила суп и стирала рубашки, а еще не вела себя в постели, как зашуганная девственница.
Мужчина молча кинул девке купюру, заправил член, снова прикурил. В приват зоне клуба царил полумрак, играла тихая музыка, было еще не многолюдно. Он совсем за другим сюда пришел.
Ну, что ты так обижаешь меня, я ведь не за этим с тобой, девушка облизала губки и тут же их надула, обидевшись, но купюру взяла и ловко спрятала ее в кожаный бюстгальтер.
Ему не хотелось ни о чем с ней говорить, мысли были заняты другим, то минутное удовольствие прошло, оргазм отпустил. Антон и так натворил слишком много дел за последнее время, и самый неверный шаг, что он сделал, это связал свою жизнь с Викой.
Нет, не так, не неверный, надо было еще подумать, как-то уговорить отца не рубить с плеча, но он же такой оказался гордый и непоколебимый. А сам Антонсущим идиотом, который повелся на красивые глаза и улыбку с ямочками на щеках.
Он встретил Вику совсем случайно, не в клубах и ресторанах, где он так часто отдыхал с друзьями, не в сауне или на курорте, а просто в кафе. Зашел туда случайно, колесо машины спустило, лил дождь, рядом какое-то заведение с нарисованной кофейной чашкой и кренделем.
Она сидела у окна и что-то рисовала в блокноте, а его как торкнуло тогда, когда девушка подняла голову, заправила за ухо прядь темных волос, обхватила губами кончик карандаша и посмотрела в окно.
Антон, в свои тогда не полные двадцать девять лет, пропитанный насквозь всеми пороками, какие можно было купить за деньги, подумал, что это он еще не отошел от вчерашней вечеринки, и дурь еще не отпустила. Но когда девушка повернулась и посмотрела на него, а потом мило так улыбнулась, отчего на ее щеках заиграли ямочки, он пропал.
Ну, так что, Антош, продолжим?
Не сегодня, уйди.
Ну, Антоша.
Я сказал, отвали.
Они познакомились, он не мог не подойти к такой девушке, словно не из его грязного мира, в которым он живет, кайфуя от него. Ее имя было Вика, Виктория, студентка художественного училища, мечтала преподавать детям рисование. Господи, Антон большей глупости не слышал, все его подружки ничего не хотели делать по жизни, искали толстый кошелек, чтоб жить безбедно за счет папиков.
Но Вика его поразила, словно колдовство какое-то. В двадцать один год она оказалась девственницей, вот это было реальным подарком. Он пошел наперекор отцу, матери, которые были, естественно, против девушки не из их круга. А Антону было наплевать, отец оставил ему лишь сеть табачных ларьков и машину, сказав, что он больше не получит ни копейки, отобрав элитную квартиру в центре, заблокировав все счета.
Но Антону было все равно, он, как слепой котенок, видел только свою Викторию, хотя прошлое напоминало о себе постоянно. Денег не хватало, а его молодая жена словно и не замечала этого, ее все устраивало. Друзья звали выпить, погулять, оттянуться, да и старые привычки не хотелось бросать. Легкие наркотики стали чуть более тяжелыми, бизнес шел не так гладко, потому что он ничего толком не умел и не хотел, привыкший жить за счет родителей. Назанимал денег у братьев и знакомых, играл ночами в покер в надежде сорвать куш.
Через год после женитьбы на Виктории, которая все никак не могла раскрепоститься в постели, Антон понял, что совершил ошибку, надо было не жениться, а просто встречаться с ней. Тогда был морок, помутнение, он видел и слышал только ее.
Она была бы идеальной любовницей, милой, кроткой, а потом бы он ее раскрыл, прогнул бы под себя, подмял. Отец бы не послал его в свободное плаванье, мать бы не воротила нос, брат не смотрел бы свысока, все бы было, как раньше.
Полгода ухаживаний, год в браке не принесли того удовлетворения, которого он хотел. При виде жены возникало сразу два желания: зацеловать ее до полусмерти, ее безумно желанное тело, красивое лицо, и затрахать во все дыры до беспамятства. Он лишь хотел, чтоб она стала в постели грязной шлюхой, вылизывала ему яйца и заглатывала член, как сейчас это делала Лида.
Он и любовниц-то себе выбирал, такого типажа, как жена, вымещая на них всю свою похоть, которую они с радостью принимали. Но не мог он Вику тронуть пальцем, заставить, принудить, изнасиловать.
Не мог.
До вчерашнего вечера.
Миронов прорычал, схватился за голову, опустив локти на колени. Что же он наделал? Какой глупец и кретин. Надо идти к отцу, просить денег, умолять его, быстро продать бизнес, машину, найти нужную сумму. Или лучше к Юрке? Брат все-таки, должен помочь, хоть и расскажет отцу. К Игнату лучше вовсе не соваться, тот вообще без башки. Надо было что-то делать, а он сидит здесь и просто смотрит в одну точку.
Он никак не мог поверить в то, что произошло три дня назад, и что он на это пошел. Антон посмотрел на правую руку, там не было обручального кольца. Прикрыл глаза, вспоминая до мельчайших деталей события.
Вот повышают ставки, этот чертов ублюдок Фирс ухмыляется, выпуская в потолок ровное кольцо дыма, смотрит на него, кривясь в ухмылке, можно взять весь банк, но ему нечего положить.
На руках был червовый стрит-флэш до дамы, чертовски хорошие карты. Очень хорошие. Адреналин кипел в крови, там же еще гуляла не выветрившаяся дурь. Все ждали его ответа, трое других игроков скинули карты.
Моя жена, на покерный стол, покрытый дорогим зеленым сукном, летит обручальное кольцо. Оно катится мимо фишек и, сверкнув ободком, ложится рядом.
Жена? Зачем мне твоя жена? мужчина смотрит холодным взглядом.
У меня очень красивая жена.
Красивая, говоришь? Ну, хорошо, другое кольцо, уже сигаретного дыма, медленно уплывает в потолок.
Ставки сделаны. Господа, прошу открыться.
Стрит-флэш до короля, у вас стрит-флэш до дамы. Старшая карта король. Выигрыш господина Фирсова.
Ты проиграл свою жену.
Антон не сразу осознал, что произошло, накрыло после, да так, что хотелось вздернуться.
Так как, говоришь, зовут твою жену? Фирсов тогда снова так нагло улыбнулся, наклонился над столами и взял с него лишь обручальное кольцо. Жду с нетерпением нашего с ней знакомства. У тебя три дня.
Накатила тошнота, по телу прошел озноб, Антон знал, что надо что-то делать, надо идти к отцу, просить денег, хотя это так унизительно. Но он реально три дня назад проиграл в покер свою жену, бросил обручальное кольцо, так лихо, без какой-либо мысли. Но ведь он должен был выиграть, должен был!
Форсов всегда вставал у него на пути, этот наглый сукин сын возомнил себя всевышним, половина города ходит и прогибается под него. Он даже его табачные ларьки стеснил своей сетью, словно специально. Голодранец, поднявшийся из грязи, намеренно топил его, понимая, что нет поддержки.