Сан ТериОтпусти - это всего лишь слово
Амфетамин? Героин? ЛСД?
- Любовь. Но ломает не хуже. (c)
Я пытался уйти от любви
Я брал острую бритву и правил себя
Когда меня ревнуют, мне приятно, совсем чуть - чуть на первых порах. Мне можно сказать: "я ревную", и мне уже будет достаточно, что бы покивав, и получив необходимую порцию признания, носиться с воздушными шариками. Но я не выношу, когда меня пытаются поймать, связать какими - то обязательствами, словами, начинают требовать клятв, обещаний, внимания, удерживают физически.
Я укрылся в подвале, я резал
Кожаные ремни стянувшие слабую грудь
- Ты только мой, только мой и больше ничей.
Это в книгах приятно услышать эти слова. В книгах, когда читаешь об отношениях нарушения границ личного пространства, не понимаешь, что стоит за ними. А за ними стоит очень многое.
Тебя давят ревностью. Давят собственническими инстинктами, давят психологически, физически, не понимая, боясь и не принимая твоей свободы асфальта, свободы родившись с которой человек, уже никогда не сможет жить в цепях. .
В комнате с белым потолком.
С правом на надежду.
Попытка уйти, обрывается раз за разом.
Если бы ты мог, посадил бы меня в клетку и кормил исключительно со своих рук. Задушил, уничтожил, закопал под землю, привязал к себе...
В комнате с видом на огни
С верою в любовь
Хватаешь за руки, под колени, поперёк, не смущаясь офонаревших глаз жильцов, заносишь в подъезд и орёшь на всю катушку
- Поговорим. Поговорим твою мать. Не смей убегать.
- Куда убегать?
Мне хочется расхохотаться, я и правда начинаю хохотать, содрогаясь спазмами подступающей истерики.
- Отпусти, отпусти, отпусти. Сука!!
Повторяю как заклинание раз за разом, когда ты, наслаждаясь своим превосходством, своей физической силой, да и собственно тем, что просто сильнее, несёшь меня как куклу в лифт, на площадку, в квартиру.
Твое имя давно стало другим
Глаза навсегда потеряли, свой цвет.
Пьяный врач мне сказал, тебя больше НЕТ
Пожарный выдал мне справку, что дом твой сгорел.
Перехватываешь на улице, дёргаешь за руки и тащишь за собой как щенка на верёвочке и тебе плевать, что подумают окружающие.
- Надо поговорить! - сообщаешь ты испуганно, торопливо.
- Не надо. Оставь меня в покое. Дай просто побыть одному.
Но это страшное для тебя слово, "дать мне БЫТЬ" Нет, оно не будет
реализовано.
Я ХОЧУ БЫТЬ С ТОБОЙ
Я ТАК ХОЧУ БЫТЬ С ТОБОЙ!
Ты боишься его, боишься одиночества, которое читаешь в глазах, боишься скуки, боишься пустоты. Но больше всего одиночества. Осознание, что я где - то там не с тобой, разъедает подобно соляной кислоте. Ты готов вырвать даже мой мозг, за то, что он изобрёл естественную и совершеннейшую защиту от тебя. Научился закрываться: не видеть, не слышать.
Опускаю руки.
И Я БУДУ С ТОБОЙ.
Это раньше я имел глупость вырываться, драться, орать. Пока не понял, что всё это, раззадоривает тебя ещё сильнее.
А сейчас я просто опускаю руки, закрываю глаза, и начинаю дышать через нос, медленно, глубоко, считая про себя овечек, барашков. Думаю о совершенно посторонних вещах, когда решив, что мне необходимо твоё тепло, ты хватаешь меня в охапку, не понимая, что просто...
Давишь. Уничтожаешь день за днём.
Вытерпеть чудовищность отвратительных в эту секунду объятий.
Я ломало стекло как шоколад в руке
Я резал эти паьцы за то что они
НЕ МОГУТ ПРИКОСНУТЬСЯ К ТЕБЕ!
Кожа идёт гусиными мурашками, начинает тихо трясти от отвращения. Дышу через нос. Раз. Два.
Интересно, что ты испытаешь, если однажды я не смогу преодолеть рвотный спазм и сблюю прямо на твои чистенькие ухоженные ботинки?
- Ну всё, ну что ты? Что за хрень тебе пришла в голову?
Я смотрел в эти лица
И не мог им простить
Целуешь в стиснутые губы, в глаза, в виски, упрашиваешь, умоляешь, и держишь, как клещами, не отпуская ни на секунду, пока меня не отпустит в твоём понимании, пока я не расслаблюсь и не позволю себе виновато уткнуться лбом в твоё плечо.
Того что у них нет тебя
И они могут жить.
Однажды я убежал. Стоял, напротив пытаясь объяснить, что всё кончено, что не могу больше так, что достало всё, и это был последний раз, когда мы виделись.
А потом, ты побелел, стискивая зубы. Я смотрел в твои зрачки, в которых медленно начинало разливаться бешенство.
- Всё сказал? - спросил ты.
Тогда мы только начали встречаться, и наша встреча ещё не обросла никакими обязательствами. В сущности, она не обросла ничем, не представляя из себя ничего
В комнате с белым потолком
С правом на надежду
Я пил кофе в твоей комнате, ты смотрел на меня, машинально наигрывая на гитаре, и рассказывал попутно, как прошёл твой день, который интересовал меня так же мало, как интересовал ты.
В комнате с видом на огни
С верою в любовь
Мы познакомились случайно, и никогда это знакомство не должно было стать чем - то большим....
Но мне было некуда пойти, в очередной раз после своего побега из дома, и я пришёл к тебе, просидев три часа на лестничной площадке в позе эмбриона. В кармане была пачка сигарет - единственное материальное богатство, и коробок спичек. На улице стояла лютая зима, и сидя в ледяном подъезде, я ощущал себя идиотской девочкой из сказки Андерсена, что замёрзла в сугробе, веря в исполнение своих трёх желаний. Тебя не было дома, а может быть, ты был там. Я не знал, не решался позвонить и войти, понимая, что нехорошо обременять собой совершенно незнакомого человека, но так получилось, что на ту секунду, кроме тебя у меня вообще не было никого. Друзья разъехались, остальных я не смог найти. И придя в подъезд к человеку, которого знал всего три дня, остро сожалел о своём поступке. Но на улице шёл снег и стоял собачий холод под минус двадцать. В какой то миг, я подумал, что в сущности мне некуда пойти, сел под батареей и отключился слушая обрывки звуков, голоса, чужой для меня живой мир, которым жил и дышал этот дом, но я не имел к нему никакого отношения. Где - то раздался крик. Открылась и хлопнула дверь квартиры.
- Ваш отец..крепитесь.
Раздалось истошное рыдание. Какой - то женщине принесли повестку о том, что её муж умер и сжавшись в комочек и стараясь быть незамеченным, я остро переживал чужое горе, понимая, что смерть страшная вещь, но ещё страшнее то, когда она приходит так внезапно. А затем появился ты. В пачке осталась последняя сигарета, я размышлял, растянуть её или же добить, ведь впереди была длинная ночь, а денег в кармане не водилось даже на спички. Я услышал шаги, и увидев тебя в светлом проёме распахнувшейся двери, только что не забился в стену, понимая, как глупо и нелепо буду выглядеть если ты заметишь меня здесь. А затем....
Иногда бог, а может быть какое - то другое высшее существо решает всё за нас.
На площадке было темно, и ты не мог меня видеть, зато я прекрасно рассмотрел тебя, за те несколько секунд, пока ты возился с ключом, пытаясь вытащить его из замка. Узкое лицо с выступающими скулами, раскосые глаза странного пепельно - голубого оттенка, который так поразил меня в первую минуту нашего знакомства, короткие жёсткие волосы подстриженные брутальным ёжиком - площадкой. Ты охлопал себя по карманам, а затем видимо заметив смутную тень повернулся в мою сторону.
- Эй, братан, зажигалка есть?
Я хотел сказать нет, но минуту назад я затушил хабарик о батарею, и в подъезде можно было повесить топор, от плавающего вокруг сигаретного дыма. Ты поднялся, не дожидаясь ответа. Как потом рассказывал, словно что - то толкнуло изнутри, а что именно и сам не понял. Я выпрямился, торопливо протягивая тебе спички, ты чиркнул, прикуривая, а потом собственно случилась забавная пауза. Дрожащий огонёк высветил удивлённое лицо, с отпавшей челюстью. Чиркнула спичка, приближаясь в мою сторону, затем ещё одна, рука плавно погружалась вниз, обозревая масштабы посиделок, взгляд упал на кучу истлевших хабчиков. Я всегда курю до фильтра.
- Привет. Давно ждёшь? - осторожно поинтересовался ты, возвращая коробок.
- Я не жду, - соврал я машинально. - Погреться просто зашёл. Холодно.
- Ну - ну. - Ты ухмыльнулся непонятно чему, а потом молча взял меня за рукав куртки дёргая за собой. - Пошли.
Не вопросов, ни расспросов, ни любопытства - вообще ничего. Это поразило меня, как потом поражало не раз, пока я не осознал, в какую ловушку собственно позволил себя загнать.
- Есть куда пойти? - это был единственный вопрос который ты задал мне, подавая кружку с горячим чаем и тарелку с тушённой картошкой и бутербродами, покоцанными так, как покоцать их могут только парни.
- Нет.
Не знаю с чего меня пробило на честность, но если тебя это не напрягало, то почему должно было напрягать меня?
- Давай ешь, - сообщив это в приказном порядке ты утопал в комнату, вернулся через несколько минут с охапкой постельного. Смотрел на меня под странным углом, пока я стараясь не давиться накинулся на еду.
- Поживёшь у меня. Сколько надо, столько и живи в общем.
Когда ты изрёк это предложение, я чуть не уронил тарелку. Вскинул недоверчивые изумлённые глаза, но ты просто кивнув, моментально сменил тему, рассказывая о том, чем занимался в универе на практике.
Потом мы пили пиво, я слушал музыку, которую ты мастерски играл на обклеенной черепами гитаре, и меня клонило в сон. Впрочем, я старался не подавать виду, так как из тебя пёр фонтан непонятно откуда взявшейся энергии, в то время как всё о чём я мог думать, это донести голову до подушки и дать отдых всему. Телу, мыслям, голове...
Просто уснуть и отключиться.
Ты говорил и говорил, я помню, что начал засыпать, подложив кулак под подбородок и полулёжа на компьютерном столе, который так удачно располагался рядом с диваном. Музыка смолкла, и я не сразу понял, что ты сказал.
- Я тебя люблю, Ник, - произнёс ты, очень тихо. Я открыл глаза, глядя с осоловелой сытостью разморённого сном человека.
- Не знаю, как угораздило. Люблю, - повторил ты и, поставив гитару на пол закрыл лицо руками.
В этом мотиве есть какая-то фальшь,
Но где найти тех, что услышат ее?
Подросший ребенок, воспитанный жизнью за шкафом,
Теперь ты видишь Солнце, возьми - это твое!
В жизни бывают разные вещи. Иногда они бывают настолько нереальными, что напоминают сон. Ты понимаешь, что этого не может быть, хочешь проснуться, но не можешь. Вот и сейчас это заявление, оно воспринималось настолько иррациональным, абстрактным, сюрреалистическим, что я просто не понял, о чём идёт речь. Не то, что бы не понял, не принял. А может быть действительно не понимал. Мне казалось, что с такими вещами как чувства нельзя шутить, что над ними нельзя стебаться, а ты вдруг взял и вывалил на меня "нагора" то, что я не воспринял никак иначе, чем креативный человеческий стёб. Вот только я не знал, в каком месте смеяться, а ты не подсказал.
Я объявляю свой дом
Безъядерной зоной!
Я объявляю свой двор
Безъядерной зоной!
Я объявляю свой город
Безъядерной зоной!
Я объявляю свой...
Сон моментально пропал. Желание спать здесь дальше, - тоже.
Я неуверенно улыбнулся, когда оторвав руки от лица, ты позволил себе посмотреть на меня.
Одной из твоих кличек, было погоняло "Волк". Вот тогда, наверное, я впервые увидел, это резкое нечто. Ты смотрел глазами волка. Сверкнувший взгляд из под расставленных пальцев. Гипнотизирующий, пугающий нереальной светлостью, небесно - пепельного оттенка. И хищный, очень хищный. Такой виноватый, испуганный, отчаянный, но очень пугающий. Хищник рвался на свободу, а ты давил его внутри себя, не в силах принять и понять, то, что для тебя самого было непонятно и сложно. Желание пульсировало в чёрных зрачках: голод, неуверенность, страх и слабая надежда.
Ты не улыбнулся в ответ.
- Классно наебнул! - заметил я одобрительно поднимая палец, попытался смеяться, и не смог, пойманный глазами на расстоянии. Сделалось жутковато. В последствии, мне не раз будет жутковато, когда переходя от ласковой нежности к хищному оскалу, ты начнёшь медленно и методично пожирать меня изнутри, ломая, выкручивая, подстраивая под себя. А сейчас ты просто был тем человеком, который бескорыстно оказал мне помощь и вот теперь говорил все эти нелепые слова.
- Это не шутка, - сказал ты и поднялся, приближаясь ко мне.
- Так не бывает, - заметил я отодвигаясь.
Нет, я не боялся Вольха. С чего мне его бояться? Но это заявление парализовало.
- Знаю. - Вольх чуть дрогнул одними губами. - У самого в голове не укладывается. Но это так. Я тебя хочу, Никита. Очень.
Он сел рядом и взял меня за руку, двумя пальцами сжимая ладонь. На запястье Вольх носил часы, тяжёлые с посеребренным браслетом. Они слегка съехали вниз, холодя кожу металлом.
От Вольха исходил запах табака и бензина, (он постоянно возился в гараже ) техники, метала, пластика, проводов - этим барахлом была завалена вся соседняя комната. Вольх упомянул небрежно о том, что халтурит на досуге. Не знаю, в чём заключалась халтура, но этот запах мужского холостяцкого жилья принадлежал Вольху и его съёмной квартире.
Нос щекотал аромат крепкого одеколона, такой специфичный, резкий, кружащий голову. Запах исходил от рубашки, шеи, волос. Не знаю, почему я так фиксировался на деталях, скорее отмечал их механически, в той напряжённой тишине, что наступила после его слов.
Тихо клацал зубами череп - часы на стене. Мигали плоские фонарики под потолком, которые Вольх приспособил для подсветки, превратив потолок в модель вселенной, окутанной паутиной кассетной ленты. Наверху мерцали гирлянды - звёзды, а на леске кружились разноцветные стекларусовые шарики. Если толкнуть, сверху падал прыгающий мохнатый паучок игрушка. С юмором у Вольха был порядок, а квартира говорила о том, что он рукодельный парень, способный сделать конфетку из дерьма.
Негромко жужжал системник, работающего компа. Придя сюда, я не заметил, что он включен, а вот оказалось, что Вольх его попросту не выключал, погасив монитор.