Потому что у них в головах не укладывались страшные факты о некоторых, довольно известных личностях:
И этот тоже?!
Неужели завербован?!
Вот прямо-таки три подвала полные картин и раритетов искусства?!
Сам лично расстреливал?!
Как она могла?! Она же женщина!
И всё это шипящим, заговорщеским шёпотом.
В прошлой жизни Киллайд научился говорить. Научился убеждать, акцентируя внимание на самом важном. Научился оперировать фактами и склонять аудиторию к нужным выводам. И всё это не зависело от количества и качества слушателей. Даже таких слушателей, как отец и его боевые побратимы.
То есть говорил негромко, но весьма информативно. В том числе по персоналиям некоторых из собравшихся лиц. Сумел в прошлой жизни докопаться: когда и кто пытался убрать, или убрал того или иного человека. Обращался к конкретному гостю и перечислял все готовящиеся на него гадости. И тут же давал верные советы, как от этих неприятностей избавиться, нанося превентивные удары. Вываливал компромат на тех подлецов, которые могли помешать как нынешнему, так и дальнейшему существованию всё того же конкретного побратима.
Много говорил. Долго. Уже и рассвет занялся в полную силу. Уже и женщины стали просыпаться и готовить завтрак, а мужчины, запершиеся в светлице, всё дискутировали, уточняли, распределяли, выпытывали, согласовывали и прочее, прочее, прочее. При этом все понимали, насколько огромный риск им предстоит. Но никто не засомневался, никто не увильнул, никто не начал хитрить, намереваясь остаться в стороне.
И только теперь Киллайд понял, почему эти люди (пусть часть из них) в прошлой жизни, во время сентябрьского ареста в этом доме, отстреливались и не подчинились требованиям сложить оружие. Они слишком много знали, и уже давно, подспудно ожидали травли со стороны приспособленцев, сволочей и оголтелых предателей, укрепившихся во власти. И не смогли стерпеть арест товарища, отдав его на поругание в мрачные застенки особого отдела.
Увы! Честных и принципиальных людей в стране Советов уже давно и организованно преследовали, подставляли, загоняли в лагеря за малейшее криво сказанное слово, за простейшие попытки критиковать руководящие органы. Да и во время войны подобные гонения не прекращались, а уж после её окончания, вспыхнули с новой силой. Гордых и независимых победителей, орденоносцев, фронтовиков, покорителей Европы, вновь пытались загнать в стойло беспрекословного повиновения. И загоняли. И загнали в прошлой жизни. И никакие попытки некоторых отдельных бунтарей не смогли сломать систему тотального угнетения.
А вот сейчас, имея на руках массу уникальной информации, предоставленной Киллайдом, появлялся шанс кое-что подправить, устранить властные перекосы, вернуть именно народу возможности на самоуправление, особенно на местах. О чём Александр и заявил в финале, подводя некоторые итоги, и всё-таки пытаясь оставить за собой последнее слово:
Пусть партия оставляет за собой право определять внешнюю политику страны, проблемы обороноспособности, координация деятельности крупные промышленных гигантов, общее руководство в воспитании подрастающего поколения, контроль за образованием. Всё остальное в своих руках должны сосредоточить существующие на местах Советы. Народ сам выберет председателей горсовета и горисполкома, а уже те назначат начальника милиции, как и все сопутствующие им структуры. А то со временем может случиться, как в начале двадцать первого века: в этой стране милицию переформируют и переименуют в полицию.
Как так?! тут же понеслись изумлённые восклицания. Почему?! Кто посмел?!
Да вам и самим понятна разница, ухмыльнулся Александр, но всё-таки пояснил:Милиция, это органы, созданные из представителей народа. Точнее из наших соседей, которые лучше всех готовы защитить свою родную улицу, свой район и знают все их криминогенные сложности. То есть она обязана создаваться на местах и контролироваться всё теми же народными Советами. Она и сама заинтересована защитить именно нас, именно всех, кто живёт рядом. Тогда как полиция, это чисто государственное образование, созданное для репрессий, тотального контроля за инакомыслящими и для угнетения народа. Потому что назначенный сюда начальник, сам будучи родом из какой-нибудь далёкой республики или из другого региона, станет выполнять только указания из столицы. Вдобавок он постепенно создаст вокруг себя землячество, скооперируется с уголовными элементами и с ещё большим энтузиазмом станет гнобить местное население. Ведь всё оно для негочужое! Читай каквражеское. То есть даже сам факт переименованияуже страшное преступление против своих сограждан.
На этот спич, кто согласно кивал, кто головой мотал от возмущения, а кто и не понял, уточняя:
У американцев ведь тоже полиция?
На данное время она там весьма немногочисленна, и занимается лишь делами государственного масштаба. Весь остальной контроль за правопорядком на местах осуществляют шерифы и приданные им помощники. И все они без исключения выдвигаются и отбираются из местного населения, утверждаются избранным мэром. Хотя там тоже хватает союзов и сговора с криминальными структурами. Ну так там и не народ правит, а капитал вместе с мафией.
На этом и завершилось это странное собрание не то заговорщиков, не то реформаторов, не то ревизионистов современности. Себя они сами пока никак не классифицировали. И после короткого завтрака, гости разъехались. Всё сказано, всё известно, всё решено: давить, сажать, подставлять, раскрывать, расстреливать явных гадов, на которых имеется компромат. Оставалось только воплотить задуманное в жизнь.
12 глава
А вот отец с сыном всё-таки отправились спать. Фёдор Павлович уже с ног валился, по причине нервотрёпки за последние двое суток. Да и Киллайд-Александр практически не спал, с момента своего переноса в юное тело. Несмотря на очень обильное питание и улучшающуюся регенерацию, отдых оказался необходим. А уже потом можно будет заняться всеми остальными делами. Благо, что воскресенье, никто с утра поспать не помешает. Ну, разве что сдержанный шум уборки, которую мать затеяла при помощи двух соседок.
Всего лишь три часа понадобилось восстанавливающемуся мемохарбу, чтобы отлично выспаться. Чувствуя себя прекрасно, он тут же, не вставая с кровати, стал проводить весь комплекс исследовательских действий, рассматривая ауру, проверяя свои способности и соизмеряя растущие резервы. Вроде бы всё нормально. Можно сказать: отлично! Прогресс на лицо.
Если бы не та самая, невесть откуда взявшаяся и как-то примазавшаяся чужая аура. Она не стала ярче, она не собиралась срастаться с аурами Шульги и Паркса, но и не спешила рассеиваться. То есть вела себя стабильно. Без активности. Ничем больше не напоминая о своём существовании. Вроде как бы и не мешала. Может никогда и не помешает?..
Но Киллайда всякие неверные предположения не устраивали. Слишком часто и слишком болезненно в его личной истории приходилось расплачиваться за поверхностное отношение к не существенным, казалось бы, мелочам. А тут не просто мелочь, касающаяся чего-то и где-то там. Вопрос стоит о целостном суверенитете самого Паркса. Уж кому как не харби, существу с умением перемещать своё сознание в иное тело, знать все негативные последствия такого «подселения». Даже если подселившееся существо дикое, бессознательное, всё равно его воздействия могут оказаться неожиданными, крайне неприятными, а то фатальными. Какой урон репутации получит Шульга, если вдруг прыгнет на копошащегося в пыли воробушка? Или молнией метнётся на дерево, спасаясь от собаки?
Почему-то фантазия весьма упорно предполагала постороннюю ауру именно в виде кота. То ли потому, что аура слишком хлипкая и тонкая? То ли потому, что имела большое сходство с аурами котов, неоднократно просматриваемых во второй жизни?
«Надо срочно и тщательно присмотреться к нескольким здешним котам! решил Киллайд. Только вначале придётся кота вылавливать, потом сажать в клетку, и только потом выходить в астрал и рассматривать. Пока, непосредственно из обычного состояния, просмотреть не получится. Или отложить это дело до усовершенствования своих умений?..»