Порой Эдгар бывал просто очарователен. Я даже поцеловала его в щёку.
Первое время мы уезжали с ним в холмистые пустоши за городом только вдвоём. Эдгар объяснял мне все тонкости новомодной забавы. Оказалось, что самки кречетов крупнее и агрессивнее самцов, но легче поддаются обучению. Самцы же ценятся не так высоко, их редко используют в охоте и держат в основном для получения потомства.
Когда мы вернёмся в Гронвуд,говорил Эдгар, поправляя на моей руке перчатку с крагой, чтобы сокол не поранил меня,нам, душенька, непременно надо будет завести свою соколятню, разводить собственных птиц. Ведь равнинные, болотистые угодья Норфолкширапрекрасное место для охоты с соколами.
Я почти не слушала его, любуясь сидящей на запястье птицей. Да и не хотелось мне сейчас думать о возвращении в Гронвуд. Конечно, Эдгар теперь возьмётся за разведение птиц, как до этого занялся разведением лошадей и борзых. Он всегда находил себе какое-то занятие. Но мне хорошо было здесь, подле короля, среди равных себе. Да и на День святой Маргариты король обещал устроить большой пир, на котором мне непременно хотелось присутствовать.
Но пока главным для меня оставалась охота. И каждое утро мы с мужем отправлялись на пусто ши. Мой кречет уже неоднократно бил для меня мелкую дичь, какую слуги поднимали из вереска уда рами бичажаворонков, куропаток, бекасов. Пап высшим достижением считалось подбить на охоте цаплю. И когда моя длиннокрылая охотница забили её, Эдгар сказал, что теперь мы смело можем примкнуть к королевской охоте.
Он не ошибся. И в положенный час исландским кречет показал себя во всей красе. Это было в тот день, на который Генрих назначил пир. Но до него король решил нагулять аппетит на соколиной охоте. Мы с мужем приняли участие в этом выезде. И на охоте случилось так, что, когда сокольничие спугну ли из камышей большую серую цаплю, первой своего сокола на неё напустила Матильда. Однако напусти ла, когда птица была ещё далеко, и король попенял ей за торопливость. Но и его ждала неудача. Его сокол-сапсан, когда с него сняли клобучок и подбросили, не обратил внимания на главную дичь, а понёсся за пролетавшей мимо стаей грачей. Вот тогда, по знаку Эдгара, я сорвала клобучок с головы кречета и свистнула, насылая его. И моя красавица не подвела, взвилась стремительно ввысь, сделала круг и, заметив цаплю, понеслась прямо к ней.
Ах какое же это удовольствие видеть, как мои кречет набирает высоту, описывая круги, словно следуя виткам невидимой спирали. Огромная серая цапля, заметив его, шарахнулась прочь, изо всех сил работая крыльями. Но ей было не избежать удара. И все охотники невольно закричали, когда моя птица, опередив цаплю и поднявшись над ней, стремительно напала.
Давай, давай! Рази!кричала я, запрокинув голову и хлопая в ладоши. До чего же это было азартно!
Но оглушённая цапля всё же смогла освободиться и полетела дальше, однако тяжело и неровно. Кречет же, не желая сдаваться, вновь по спирали поднялся над ней и повторил нападение. И как! Он летел, как стрела, вновь мастерски ударил, разя сильными когтями задних пальцев.
На этот раз цапля рухнула вниз, и я, а также король и остальные, пришпоривая лошадей, поскакали туда, где упали обе птицы.
Эдгар крикнул сокольничему, чтобы тот подготовил дохлого голубя и кинул его как «прикормку» кречету. Пока охотники подбирали убитую цаплю, а кречет лакомился голубятиной, все вокруг поздравляли меня с удачей. Я же была просто счастлива. В какой-то миг заметила, как на меня смотрит Эдгар. Он подъехал, возвращая мне птицу уже в клобучке. Склонился.
Ты сегодня такая хорошенькая, Бэртрада. Просто светишься.
Давно он не говорил мне таких слов. У меня в груди разлилось тепло.
Король окликнул нас, сказав, что ждёт обоих на пиру, где мы попробуем, как его повара приготовят добытую моим кречетом цаплю. Я чуть поморщилась и, повернувшись к мужу, шепнула:
Как бы они ни старались, думаю, жаркое из цапли не придётся мне по вкусу. Оно всегда отдаёт болотом и жестковато.
Порыв ветра бросил завитки волос мне на глаза. Эдгар стал ласково их убирать. Я увидела проезжавшую мимо Матильду, имогу поставить своё янтарное ожерелье против ломаного пенсав её глазах читалась откровенная зависть. Уж наверняка её Жоффруа Анжуйский не бывал с ней так нежен и предупредителен.
У меня было приподнятое настроение, я не хотела ещё возвращаться, и Эдгар был согласен со мной. И как же мы носились верхом, как гоняли своих коней! Это ведь такое удовольствиенестись вскачь, наслаждаясь прекрасным аллюром породистых лошадей, наслаждаться солнцем, бьющим в лицо ветром, простором! Мы далеко умчались от всех, скакали, обгоняя друг друга. А вокруг волновались под ветром вересковые заросли, темнели разбросанные то там, то здесь купы огромных буков, блестели на солнце ручьи. Из-под копыт коней время от времени то вылетала стая куропаток и уносилась в сторону, то неожиданно заяц выпрыгивал из-под широкого лопуха, нёсся, прижав длинные уши. А кони продолжали скакать, упруго выбрасывая ноги, перепрыгивали через кусты, то, врезаясь в ручьи, поднимали фонтаны искрящихся на солнце брызг.
В какой-то миг я остановила Молнию, натянув поводья и откидываясь назад. Эдгар тут же подъехал, склонился в седле и, обняв меня за талию, притянул к себе, стал целовать. И, поверите ли... Я отвечала ему с таким пылом, какого и не ожидала в себе.
Но наконец я освободилась.
Думаю, уже следует подумать о приличиях и возвращаться.
Я старалась говорить достойно, однако всё ещё задыхалась после поцелуя. У Эдгара в глазах плясали чёртики. Он вновь обнимал меня, я вырывалась, смеясь.
Всё же мы проделали немалый путь и, когда вернулись, наши кони были все в мыле. Миновав мрачную арку городских ворот, не спеша поехали вдоль нависающих над головой выступами этажей. Строения стояли так тесно, что почти соприкасались кровлями, не позволяя солнцу высушить всегда скапливающуюся на мостовой грязь. Только у дома, который снял Эдгар, было открытое пространство и даже мощённая булыжником площадка, куда можно было ступить, не измарав башмачков и подола. Выскочившие из дома слуги приняли у нас лошадей. Я стала подниматься по узкой лесенке наверх, в нашу комнату. Эдгар шёл следом, и, оглядываясь, я ловила его взгляд, догадывалась, что сейчас произойдёт. Слова не успела молвить, когда он прижал меня к стене, стал целовать. Я упёрлась руками в его грудь, делая попытку вырваться, но он был так силён, не отпускал меня... Я задыхалась, у меня кружилась голова, я вся дрожала. А его руки уже мягко мяли мою грудь, он запрокидывал мне голову, целовал шею. У меня стали слабеть колени...
...И конечно, это должно было случиться!
Эти городские дома, узкие, неудобные, тесные! Здесь приходилось жить всем скопом, ютясь вместе со свитой и слугами. Никакого этикета или уединения. Да и вряд ли кто из свиты мог предположить, что днём можно вот так...
Но сожалеть об этом было уже поздно. Дверь с резким скрипом растворилась, и в покой влетел, громко топая, этот безобразный ребёнок Юстас Блуаский. Застыл, глядя на нас из-под покрытых болячками век. А тут ещё голоса, скрип ступеней, вошли Клара Данвиль, моя Маго с ворохом платьев, а тут ещё и Пенда...
Я отскочила от Эдгара, как ошпаренная. А они все сначала растерянно стояли кто где, потом Клара стала что-то лепетать, Маго, как бы ничего не заметив, принялась укладывать платья, а Пенда церемонно сообщил, что прибыла Блуаская чета. В довершение ко всему Юстас стал раскачиваться на двери, явно наслаждаясь её скрипом и не сводя с нас не по-детски серьёзного, мрачного взгляда.
Один Эдгар не казался ни взволнованным, ни смущённым. Он спокойно оторвал от двери это Блуаское отродье, передал его Кларе, потом попросил всех выйти и сообщить Стефану с Мод, что вскоре мы будем к их услугам.
Я стояла лицом к стене, нервно пыталась привести в порядок волосы, шнуровку у горла.
Бэртрада...окликнул меня муж.
Но я шарахнулась от него.
Какой стыд!.. Какой позор! Что теперь о нас станут говорить!..
Признаюсь, я рассердилась. Ведь что может сравниться по бесстыдству с плотскими утехами в дневное время! А я... А мы... Мне хотелось плакать. Но Эдгар словно и не замечал моей досады.
Успокойся, милая. Мы же муж и жена, мы у себя дома.