Азимов Айзек
Айзек Азимов
Перевод И. Можейко
Мюррею Темплтону исполнилось сорок пять лет. Он был в расцвете сил, все органы его тела функционировали отлично. Все было в порядке, за исключением одного маленького участка коронарной артерии. Правда, этого было достаточно.
Боль обрушилась на него внезапно, мгновенно достигла невыносимой точки, а затем начала стихать. Он дышал все медленней, и в душе воцарилось спокойствие.
Нет на свете большего наслаждения, чем почувствовать, что боль отступила. Мюррею Темплтону показалось, что он поднимается над землей.
Открыв глаза, он заметил не без некоторого удивления, что люди в комнате все еще суетятся. Дело происходило в лаборатории, падая, Темплтон успел услышать звон стекла и перепуганные голоса коллег.
И вот они сгрудились над его распростертым телом, над телом Мюррея Темплтона, на которое... ну да - он внезапно понял это! - на которое он сам взирает откуда-то с высоты.
Да, он лежал там, на полу, раскинув руки. Лицо было все еще искажено болью. И в то же время он смотрел на себя сверху, никакой боли не ощущая.
Мистер Темплтон подумал:
"Вот уж чудо из чудес! Все эти россказни о жизни после смерти, оказывается, не такая уж чепуха!"
И хотя он понимал, что серьезному ученому, физику, не к лицу такие взгляды, он испытывал не более чем легкое удивление, никоим образом не нарушавшее глубокого покоя, в котором он пребывал.
Он подумал: "За мной должны были прислать ангела".
Мало-помалу комната и люди расплылись, тьма обступила его, и лишь в отдалении что-то брезжило, угадывалась слабо светящаяся фигура последнее, за что цеплялось его меркнущее зрение.
Мистер Темплтон подумал: "Ну и дела! По-моему, я направляюсь на небеса".
Но вот и свет исчез... Во всей вселенной оставался лишь он один и тогда раздался Голос.
Голос сказал:
- Мне столько раз это удавалось, и тем не менее я не потерял способности радоваться очередному успеху.
Мюррею хотелось что-нибудь ответить, но он не знал, есть ли у него губы, язык, голосовые связки. Все же он попытался издать звук. И это у него получилось.
Он услышал собственный, хорошо знакомый голос, слова звучали достаточно четко:
- Скажите, пожалуйста, я на небесах?
Голос ответил:
- Небеса - это место. Здесь это слово не имеет смысла.
Мюррей Темплтон несколько растерялся, однако следующий вопрос напрашивался сам собой:
- Простите, если я выгляжу нетактичным. Но вы - Бог?
В Голосе прозвучала легкая усмешка:
- Мне всегда задают этот вопрос, даже странно как-то. Едва ли я сумею дать вам понятный ответ. Я существую - вот все, что можно ответить, а вы уж, пожалуйста, подберите сами удобный для вас термин.
- А что же такое я? - спросил Темплтон. - Душа? Или тоже символ существования?
Он старался быть вежливым, но скрыть сарказм, пожалуй, не удалось. Вероятно, следовало добавить: "ваше величество" или "ваша святость", что-нибудь в этом роде, но он не мог себя заставить - очень уж это выглядело бы смешно. Хотя кто его знает? Чего доброго, еще накажут за непочтительность.
Но Голос не обиделся.
- Вас несложно объяснить - даже в понятных для вас терминах, сказал он. - Конечно, если вам приятно, можете называть себя душой. На самом деле, однако, вы не более чем определенная конфигурация электромагнитных волн, организованных таким образом, что все связи и взаимоотношения в этой системе в точности имитируют структуру вашего мозга в период земного существования. Поэтому вы сохраняете способность мыслить, сохраняетесь как личность. Вот и все.
Мюррей Темплтон не верил своим ушам.
- Вы хотите сказать, что сущность моего мозга некоторым образом... перманентна?
- Отнюдь.