Неожиданно стена, освещенная слабым светом из окон вагонов, приблизилась вплотную к поезду. Резко усилился шум, гулко отдались удары колес на стыках. Состав вошел в глубокую выемку. В следующую минуту шум так же сразу уменьшился, стена отступила, снова появился освещенный лунным светом далекий контур горного хребта. Только на этот раз ниже зазубренного контура гор блеснула короткая и удивительно прямая полоса яркого света. Именно так светятся в ночи далекие поселения, обещающие желанный отдых в тяжелом пути.
Эге! До нашего разъезда минут десять осталось.
Это там не ваш рудник светится? спросил Тарасов.
Он самый. Огни у самого подножия гор А вот есть люди, которые хотели бы их погасить
Прошло еще несколько минут. Тарасов хотел что-то ответить Польникову, но так и не успел.
Поезд резко остановился.
Они спрыгнули со ступенек вагона прямо в степь. А через несколько минут деловито устраивались под теплым пологом дорожного тарантаса.
Предстоял еще час пути на лошадях.
2Кара-Кыз
Тарасов проснулся с первыми проблесками утра. Принято считать, что именно в это время сон наиболее крепок, а он лежал с открытыми глазами, перебирая в памяти события последних дней.
По-осеннему белый, еще бессолнечный рассвет постепенно вырисовывал детали небольшой боковушки директорского дома. Комнатка служила кабинетом. Огромный письменный стол едва вмещался в простенке у окна, на нем были разбросаны папки, бумаги, книги.
Остальную часть комнаты почти целиком занимали железная кровать и старинный книжный шкаф, удивительно неуютный с несчетными резными украшениями. Через полуоткрытую дверь была видна внутренняя часть дома.
Рядом с кабинетом размещалась столовая с традиционным в те времена круглым столом посередине. Дальше следовала вторая боковушка, служившая спальней для хозяев дома.
Всюду сохранялись следы недавнего уюта, который поддерживался в доме, пока там жили жена и пятнадцатилетний сын Польникова.
Прошла неделя, как они уехали, оставив Ивана Васильевича поглощенного стремлением спасти рудник. Однако вера в добрый исход казалась мало обоснованной. Прекращение работ или даже полная ликвидация рудника порой представлялись неизбежными. Особенно больно было самому уничтожить все, что создано собственным трудом, уничтожить вопреки желанию и здравому смыслу. А ведь не исключена и попытка доказать, что как раз он, директор Польников, больше всех виноват в плохой работе рудника, а значит, и в его закрытии. В этом случае долго и трудно придется доказывать свою невиновность. Хорошо, если это можно будет делать в условиях личной свободы, а если все начнется с «перевода предполагаемого виновника на строгий режим». Проще говоря, под арестом. Именно для того, чтобы уменьшить возможные тяготы, он и отправил семью к родным в Ленинград.
Польников не мог свыкнуться с одиночеством в своем маленьком осиротевшем домике. Он был рад гостю и способен был без устали говорить ему о семье. О жене, до самозабвения любившей книги, несмотря на то что она очень рано потеряла значительную часть зрения и была вынуждена носить очки со стеклами в полпальца толщиной.
С гордостью он рассказывал, как сынишка излазил чуть ли не весь рудник, пробирался в заброшенные выработки, карабкался по горам в окрестностях; вместе с такими же сорванцами научился мыть золото в небольшом лотке.
Кто-то из ребятишек предложил всем вместе добывать ценный металл, складывать в общую железную коробочку, пока не наберется столько, чтобы хватило на оплату в «Золотоскупке» стоимости рубашки.
Затея эта была связана с планами организации детской футбольной команды. Понадобилась форма, просить же деньги на ее приобретение у родителей ребята не смели. В магазине «Золотоскупка» согласились отложить рубашки, а заодно и трусы. В конечном счете вся команда получила одинаковые ковбойки.
Рассказывая об этом, Иван Васильевич заметил: мальчишки взрослым сразу два урока преподали. Во-первых, лишний раз доказали, что золото на нашем руднике никуда не делось и добывать его можно, было бы желание; во-вторых, делать это нужно всем вместе, не таясь, не пряча друг от друга каждую найденную золотинку.
Тарасов уже знал, что большая, двустворчатая дверь вела из столовой в прихожую и из нее в крохотную кухню.
Пожалуй, именно на кухне сильнее всего чувствовалось отсутствие хозяйки. Старенькая соседская бабка, за небольшую плату занимавшаяся уборкой и приготовлением обеда, заглядывала сюда, только чтобы истопить печь. Готовила она у себя дома, здесь же составляла кастрюли на край плиты, а утром забирала накопившуюся за день-два посуду.
Михаил Федорович бесшумно оделся и, стараясь не нарушить покой хозяина, вышел в прихожую.
Скрипнула дверь, щелкнул замок, и он остался один на один с зябким утром, верным признаком близкой осени.
Директорский домик стоял в наиболее населенной части рудничного поселка, и вид, открывавшийся с крыльца, ограничивался стенами нескольких таких же невысоких деревянных строений. Чтобы увидеть весь поселок, копры и отвалы шахт, обогатительную фабрику, электростанцию, дорогу к железнодорожному разъезду, нужно было подняться на холмы и двигаться по ним к подножию гор.
Над ближайшим холмом чуть выглянул ободок солнца. Через несколько минут, пока Тарасов выбирал направление пути, солнце оказалось целиком на небосводе и едва держалось одним краешком за вершину холма над перевалом, к которому тянулась хорошо заметная тропа.
Как было не подумать, что дневное светило просто пряталось на ночлег за холмами и, разбуженное рассветом, покатилось вверх по дороге, идущей с той стороны перевала, пока не выбралось на вершину. Остановилось здесь передохнуть и теперь раздумывает, стоит ли подниматься на небосвод или, быть может, задержаться на мягкой седловинке, понежиться после сна, понаблюдать, как будет просыпаться поселок.
Прежде всего проснутся окна. До этого нарисованные темными пятнами на стенах зданий, они вдруг вспыхнут отражением солнечных лучей и загорятся сказочным пожаром. Потом из труб над крышами больших и маленьких домов появятся клубы дыма. Смотря по погоде, они или потянутся вверх, расплываясь где-то недостигаемо высоко; или устремятся за ветром; а иной раз пригнутся к земле, окутают строения, покатятся между домами и террикониками в степь. Вслед за окнами и трубами проснутся двери. Они начнут выпускать и впускать людей. Последними сбросят сон дороги, идущие от жилья к шахтам, цехам, конторе.
Лучи солнца бежали все выше и выше в гору. Тарасов шел по краю отступающей тени. Так он добрался до небольшой луговины на самом переломе водораздела с чуть заметной лужицей родниковой воды посередине. Воды было мало, ее едва хватало для того, чтобы сохранять пятно свежей ярко-зеленой травы.
От зеленой луговинки Тарасов повернул на водораздел, по нему дошел до одинокого нагромождения крупных камней. Влез на один из самых высоких и уселся, свесив ноги.
Внизу расстилалась панорама рудника и рудничного поселка. Полуцирком окружили его невысокие ряды холмов, предгорий Калбинского хребта. Лишь с одной стороны, к северо-западу, это сооружение оставалось открытым в бескрайнюю степь, перегороженную на горизонте игрушечными коробочками домов железнодорожной станции.
Туда, к станции, тянулась широкая грунтовая дорога. Она отмечалась не столько своими контурами или границами красок, сколько облаками пыли от любого движущегося транспорта. Утро было безветренным, и пыль, поднявшись над дорогой, долго висела в воздухе.
Если же смотреть со стороны степи, то дорога, войдя в поселок, зигзагами шла между домиками, как бы выбирая наиболее удобную улочку, а найдя ее, стремглав убегала к холмам и исчезала в них. Тарасов знал, что дальше, направо от него, дорога пробивалась через несколько таких же небольших горняцких поселков, перерезала село Георгиевку, переваливала северную оконечность Калбинских гор и оказывалась прямо у парома, напротив Усть-Каменогорска.
Поселок Кара-Кыз сверху казался беспорядочным скоплением разнообразных строений. Однако, присмотревшись, можно было заметить, что каждая группа их была не случайной. Чаще всего строения тяготели к шахтным отваламтерриконикам. Кстати говоря, слово это пришло к нам от французских горняков, оно обозначает конический отвал пустой породы и указывает на определенное оборудование отваларельсы для подъема вагонетки, концевой барабан для троса и приспособление для перевертывания вагонетокопрокид самых разнообразных систем от простого упора до механического захвата.