Не волнуйся, Афанасий, если меня спросят, я скажу, что ее описал продавец горячего сбитня напротив твоей лавки, сказал шеф.
Я припомнила, что мы в самом деле прошли мимо такой тележки на пути сюда, и подумала, что с удовольствием выпила бы сейчас сбитня.
Шеф будто подумал о том же самом.
И напои, мой друг, Анну Владимировну чаем, пока она будет рисовать, сказал он. Она сегодня с утра на ногах.
Енот вздохнул и крикнул мальчишке, чтобы принес чаю.
Рисовать со слов енота оказалось сложно. Он во всех подробностях описал мне, во что женщина была одета, даже число лент на ее капоре запомнил, и пуговицы на ботинках сосчитал. А вот с лицом возникли сложности.
Какой у нее был нос? Обычный нос. Широкий или узкий? Скорее широкий. А ноздри она раздувала? Да, пожалуй что, раздувала. А лицо какое, длинное или круглое? Да такое, среднее, ближе к квадратному
В общем, у меня оказался готов подробнейший, детальный рисунок пожилой, довольно ширококостной и чуть сутулой женщины в капоре, старомодном пальто с прорезями для рук, длинном суконном платье и тяжелых ботинках, подходящих, чтобы месить грязь в Морском или Оловянном концах.
Вместо лица у женщины красовалось размытое пятно, в которое я кое-как врисовала тяжелую квадратную челюсть и жабий рот. Насчет глаз енот решительно ничего не мог припомнить: «глаза как глаза». Хотя, казалось бы, это его сфера профессиональных интересов!
А вот чай у него оказался вкусный, ромашковый. Шефу енот предложил кефир, от которого тот не отказался, они поставили блюдечки напротив друг друга и лакали на пару. Я почему-то ожидала, что такой разряженный енот и пить будет по-человечески, сидя.
А он и хотел пить сидя, ответил мне шеф, когда я спросила его об этом. Мы уже вышли из лавки и ждали на холоде проезжающего мимо извозчика. Только побоялся, что я буду над ним смеяться. Я не одобряю этого излишнего очеловечивания, вы знаете.
И поэтому вы его называете на «ты»? спросила я.
Нет. На «ты» я его называю, потому что он сопляк, отрезал шеф.
Енот показался мне скорее немолодым, но я плохо различаю возраста генмодов.
Но меня вы называете на вы, сказала я.
Помилуете, Анна, что бы обо мне подумали, если бы я тыкал собственной ассистентке? улыбнулся в усы шеф.
Он называет меня на «вы» еще с тех пор, как мне было лет девять. Тогда я не была его ассистенткой, да и вообще никем не была. Шеф подобрал меня на улице, как люди подбирают котят. Только наоборот. У нас так вышло, что кот подобрал человека. Подобрал, накормил, обогрел и отправил в пансион мадам Штерн и в школу сыщиков имени Энгелиуса. А потом принял в помощницы.
Простите, что не смогла нарисовать лицо, повинилась я.
Ничего, того, что вышло, вполне хватит Ну, вы готовы к свиданию с портовыми крысами?
Портовыми кем? Разве среди крыс бывают генмоды? И почему именно портовыми?
Как вы думаете, из какого конца была эта женщина? ответил шеф вопросом на вопрос.
Из Морского, скорее всего, тут же сказала я. Потому что ботинкиэто либо Морской конец, либо Оловянный, по доброй воле такую платформу носить не станешь. Но в Оловянном нет богатых домов со слугами, а если бы она была служащей одной из фирм, она бы надела форменный берет, а не капор. Зато в Морском иногда селятся те, кто хочет быть поближе к своим деловым интересам или любит море Ой!
Вот видите, сказал шеф довольно, не зря я вас учу. Правда, это не совсем точно. В Оловянном конце есть богатые дома, но их обитатели скорее бы обратились к Резникову.
А кто такой этот Резников? Вы же сказали, что этот магазин единственный.
Резников не держит магазин, он держит клинику. Ну что же вы, тяните руку, извозчика пропустите!
* * *
Когда мы вышли от енота Афанасия, Дельту совсем укутало непогодой: мелкий неприятный снежок превратился в густую метель, стало сумрачнодаже видно было, как светились шишечки звездных деревьев в каналах. Нам повезло, что в такую погоду удалось ухватить извозчика, но тот заломил двойную цену.
Шеф заплатил, не торгуясь.
Морской конец на то и Морской, что тянется вдоль побережья к востоку от Дельты. Мы увидели его, когда сани вылетели с широкого Левого проспекта на вершину последнего холма. Под нами открылись обширные портовые районы со складами и заведениям для моряков, рассеченные коричневыми, геометрически правильными клетками улиц. За ним тяжелым свинцовым грузом лежало серое морщинистое море, в которое глубоко выдавались полосы причалов.
Еще дальше, левее, на Маячном холме, белыми призраками виднелись богатые особняки тех, кто предпочитает жить с видом на океан.
Справа, по другую сторону от дельты Неперехожей, можно было разобрать краны верфей и стоящие там на приколе корабли.
Шеф сказал отвести нас к Ореховским складаму них самая большая территория. Часть складов так и остались складами, некоторые арендуют под конторы, другие стояли заброшены после пожара, бушевавшего десять лет назад. Нас в Школе сыщиков даже водили туда на экскурсию, потому что если в Морском конце находят трупы, то семь из десятиименно там. Чаще всего в обгорелых строениях, но бывают и исключения.
К моему облегчению, шеф, спрыгнув с саней, направился не туда, а к зерновым и продуктовым лабазам. Ворота были распахнуты настежь и внутри кипела работа: кто-то что-то покупал и грузил на сани, кто-то приценивался к товару. У самых дверей горячо спорили две приказчицы, одна в форме Ореховских складов, другая в форме портовой администрации.
Шеф прошел мимо них, я поторопилась следом.
Никто на нас и внимания не обратил.
Сперва я подивилась, как это нам разрешили вот так просто войти: это ведь не обычный магазин, а вдруг мы бы украли что-то?..
Но я быстро поняла, до чего это смешно: красть тут было нечего. Мы шагали мимо огромных мешков, от которых несло хлебным духом, мешков, от которых ничем не пахло, но на которых было написано «Рис», мимо огромных жестяных банок с консервами, сухим и сгущеным молоком, каждая литров по десять, если не больше Я одну такую хорошо если бы сумела поднять, не то что утащить!
Мешки и банки были уложены и уставлены штабеляминастоящий лабиринт. Шеф завел меня в один из закутков и деловито подцепил когтем край мешка, затем растеребил дыру сильнее, помогая себе зубами. С тихим шипением на пол потекла тоненькая струйка мелкого зернапроса.
Зачем вы это сделали? спросила я с любопытством.
Не думаю, что шеф имел что-то против купцов Ореховых!
Пригласил компанию, мурлыкнул шеф. Портовые крысы никогда не грызут мешки, потому что иначе на них начнутся облавы. Зато всегда подъедают все, что просыпалось или пролилось.
Компания не заставила себя долго ждать: вскоре я услышала шелест маленьких лапок.
Я не боюсь крыс. Теперь я знаю, что они разносчики заразы, и что они могут насмерть загрызть спящего ребенка или просто больного и слабого человека. Но в детстве, когда жила на улице, я этого не знала. Они меня никогда не грызли. Они были теплые, и копошились в одежде, и у них такие милые розовые лапки. Одна крыса, помню, поделилась со мной едой, другая по вечерам приходила поиграть.
Вот и сейчас мне стало теплее на душе, когда несколько бурых и бело-коричневых зверьков показались из-за мешков и бросились прямо к рассыпавшемуся просу.
В нескольких шагах от нас они замерли, начали подниматься на задние лапки и поводить в воздухе розовыми носами, подергивая передними лапками. Они явно не решались подойти к шефу.
Шеф присел на задние лапы и издал несколько странных ворчащих звуков.
Подбежало больше крыс, наверное, с десяток. Они расселись вокруг нас неровным полукругом, время от времени попискивая.
Они ведь не подойдут, если я попробую их подманить? спросила я шефа.
Почему же нет? Крысы умные животные и чувствуют намерения, а эти особенно. Попробуйте.
Я присела на корточки, не обращая внимания, что мои юбки подметают пол, и сделала жест, которым приманивала крыс в подворотнях: пошевелила пальцами, как будто щекочу кого-то. Правда, перчатку я не сняла: одно дело не бояться крыс, другое делонапрашиваться на чесотку или лишай.
К моему удивлению, одна крыса, черно-белая, довольно маленькая, тут же направилась ко мне. В пути она сделала несколько остановок, словно не решаясь, но я продолжала шевелить пальцами, и в конце концов храбрый зверек преодолел естественные опасения и присел рядом.