Там уже никого не было Меня это удивило, потому, как я не слышал топота убегающих ног, если б выстрелом удалось существо напугать. И ничего не лежало на траве перед окном, если б одного патрона хватило завалить намертво это отродье дьявола прямо на нашей лужайке. Край ружья с дымящимся дулом я ещё видел, а сам папа был вне поля зрения, застыв в этой тишине, вместе со мной, разглядывавшим вид на ночной участок.
А потом оно ступило на свет из темноты за кустами крыжовника. Я тут же попятился спиной прочь, потому, как вышагавшие в зону фонаря копыта двигались наподобие какого-то гигантского паука! Как передние лепки, четыре ноги, две ближе, две по краям поодаль, и кто ещё знает, сколько лап ещё дальше там, в тени, вдоль туши этого зверя!
Кроме ног я ничего не успел разглядеть. Ни головы, ни самой туши показаться не успело, мне хватило и этих сгибавшихся лапок, будто нечто громоздкое выползало с западной стороны на участок. Раздался второй выстрел, и теперь уже был слышен своеобразный топот. Потом ещё один залп из ружья, будто вдогонку удиравшему зверю, не издавшему больше ни воя, ни крика, ни какого-либо ещё звука.
Хотелось побежать на порог, прижаться к отцу и заодно спросить у него, что это было, но я боялся, что он сильно рассердится и опять погонит спать. Даже притом, что сам ведь прекрасно сейчас понимает, что никакого сна после сразу трёх выстрелов у нас над ухом, и быть не может. Взрослые всегда такие странные, но что бы мы Антохой вообще без них делали.
Папа вернулся живым, героически прогнав чудовище с нашей территории, это главное. А я, снова примкнув к окну, с нахлынувшим нервным ознобом вспоминая, что за чернотой кустов крыжовника вообще-то ещё стоит наш забор. И пусть его не видно, пусть чудище могло его сломать или погнуть, толкнуть цокающими лапами вперёд, сбивая наземь, но почему-то воображение рисовало совершенно иную картинуя задумывался, это какого же роста была сия тварь, что просто легко перешагнула забор, а потом от первого выстрела мигом и довольно легко отскочило обратно
В главной комнате снова были слышны мужские голоса, папа с дядей Олегом обсуждали запасы, патроны, самочувствие раненного, искали спиртные напитки, после чего папа предложил «пройтись» по домам тех, кого уже нет и забрать их заначки, а дядя на него ругался со словами «да это же мародёрство!». Отец парировал, что живым все продукты и прочие вещи куда нужнее, надо как-то держаться всеми силами, и здесь уже все средства хороши, не до законов и морали в мире, где все нас оставили на произвол судьбы.
Проснулся я уже где-то в обед, ведь уснуть удалось крайне поздно. Снаружи под окном раздавались звуки того, как Антон строгал толстые колья обхватом с руку, натачивая остриё и глубоко всаживая тыльной стороной в землю прямо под моими окнами. Частокол с западной стороны должен был отпугнуть всех незваных гостей, а я был больше всего поражён тем, что наш бледно-зелёный забор, выше меня ростом, действительно стоял цел и невредим, чуть своим спокойным видом не заставив меня дар речи потерять, припоминая ночные размышления
Дяде, вроде как, было чуть получше. Из красного уголка доносились знакомые затяжные молитвы. Вообще, он в последнее время читал их не просто голосом, а нараспев, как священник, отец Святослав, который тоже пал жертвой нападения чудовищ, оставив деревню ещё и без его покровительства. Мне казалось, дядя Олег буквально соревнуется с башкирским шаманом, кто кого лучше перепоёт в этих религиозных песнопениях.
Дня три всё шло нормально. Дядин бок понемногу заживал, разве что спал плохоночные кошмары мучили. Еды как-то хватало, я научился разводить костёр в одиночку, и мы с Антоном много времени проводили в огороде вместе, болтая о том, о сём, чтоб не страшно было. Он заверил меня, что звери так устроены, что повторно уже не полезут. Мол, если попался волк в капкан на чьём-то участке, то если таки сбежит, носу своего уж туда не сунет. К тому же с раной на лапе долго не проживёт, а тут отец, мол, аж три выстрела в тушу вчерашнего «гостя» сделал.
Но на четвёртую ночь после случившегося, вокруг снова раздавался громкий топот несущихся «табунов» и даже были слышны вдалеке и выстрелы, и человеческие вопли. Даже на нашем участке, там, за забором, я слышал во мраке шелест нескошенной разросшейся травы, высоких сорняков лопуха и чертополоха, да наших кустов, средь которых ступали паучьи копытные лапы. Но близко к нам никто не подошёл.
А поутру выяснялось, что эти создания нападали на периметр, атаковав несколько живых домов, ломая стены и устраивая там полнейший хаос. Наш дом тоже из таких, но, видимо, случившееся дня три назад, не позволило на нас ринуться. А, может, дело в частоколе или ещё в чём-нибудь. У западной стены всё ещё маловато колышков, но Антон трудится над изготовкой новых в свободное время.
Дядя впервые после ранения вышел из дома и попытался примириться с шаманом, духовные споры с которым у него по жизни не утихали. Даже запрещал мне с башкирами-иноверцами общаться, они кто мусульмане, кто язычники, а мы, мол, нашему богу молиться должны. Может, он нас этой ночью и защитил?
Ну, а дядя Олег от старого Шункара хотел узнать, есть ли какие-то отпугивающие средства от такой нечисти. Может, травы какие, обереги, отварами особыми всё облить, соль рассыпать, ещё что Да, похоже, ничего не добился, пришёл понурый весь, взлохмаченный Он вот всего на три года младше папы, наш почти лысый, а вот у Олега густые рыжевато-коричневые кудри на голове, как так бывает
Заходил в гости к нам Валентин Семёнович с красивой такой фамилиейГероев, не совсем наш сосед, но с учётом обмельчавшей деревни, уже, можно сказать, что живущий неподалёку. Предлагал деревенский дозор сделать, чтобы охотники с ружьями периметр патрулировали, разбившись на несколько смен или чередуясь по мере своих вылазок в лес. Так и решили, так что теперь папа по вечерам не всегда был на участке, но и ходил с остальными, охраняя периметр. Как Антон объяснял, они не толпой бродят, а на определённом расстоянии друг от друга патрулируют по одному, чтобы, случись что, подбежала подмога по-быстрому, но и чтобы охватить территории побольше, а то куда годится бродить всей компанией в одном месте, если на другой конец деревни набег будет.
Я только и представлял, сколько же в лесах может бродить крупных лохматых зверей непонятной внешности, козлоногих, паукообразных, и стрекочущих так противно «Эву-эу-э-ки-ки-ки-ки». В деревне осталось менее двадцати человек, после набега на периметр ещё некоторые уехали в надежде на лучшую жизнь.
Нам же уезжать было просто некуда. Папа говорил, что нас тогда разлучат, их с дядей Олегом отправят в армию, если таковая ещё осталась, либо в её подобиев те или иные войска, патрули, охрану, а нас с Антоном в лагерь беженцев, причём даже не факт, что в один и тот же. А ещё его, в силу возраста, тоже, скорее всего, в военные казармы курсантов на какую-нибудь подготовку и обучение, а меня к маленьким детям наверняка. И это было тоже безумно страшно, остаться без них, без родных, без семьи, без поддержки! Не зная, как они там и переживая за них каждый день!
Было бы там более безопасно, чем за нашим забором, через который эти существа могут легко перешагнуть? Есть ли ещё хоть кто-то из людей, и знают ли они, как бороться с затаившимися во мраке чудовищами? Эта нечисть выходит лишь с наступлением ночи, мы нормально можем жить лишь днём, но каждый день, когда сгущаются гадкие сумерки, никто не знает, наступит ли завтра. Кто переживёт зловещее дыхание ночи и взойдёт ли вообще солнце
Дяде становилось хуже. Рана-то заживала, а вот по ночам он стал много кричать и часто просыпаться. Бормотал что-то несуразное, но было ясно, что снятся ему эти чудовища. Они с папой их видели, а я лишь зубы да лапы мельком, не представляя, о чём толком речь. В его голосе же встречалось и про отродья чёрной козы, и про легион младых, всякие разные кошмары. Он утверждал, это всё из-за разны. Видимо со слюной или чем ещё дикой твари в организм попал какой-то яд козлоногого, мешающий теперь спать спокойно и посылающий странные видения о бесформенных неописуемых существах, знания о которых он черпал именно из снов. Но, как их одолеть и чего они боятся, увы, не знал. Как и не объяснял, почему они приходят сюда, зато стал намного меньше молиться