Так что минут так через пятнадцать-двадцать милости прошу ко мне во дворец. А вы тем временем, можете принять душ.
Дверь за Дмитрием Петровичем бесшумно закрылась.
Какие будут предложения, господин Шатов? А хрен его знает! Очень, очень информативный ответ. Глубокая мысль. Бездна ума. А что вы хотите? И старик, кстати, совершенно не похож на апостола Петра, если вы продолжаете мусолить идею о райской жизни.
Возьму вот сейчас вещи и уйду, куда глаза глядят. И пусть орет Дмитрий Петрович вдогонку, чего хочет. Уйти?
Шатов медленно покачал головой. Уйти он успеет всегда. Час туда, час сюда – ничего не изменят. Конечно, нужно позвонить Вите, чтобы она не волновалась, но и это можно будет сделать через некоторое время.
Мысль на счет душа, кстати, мысль не плохая. С одним только изъяном. Шатов, обходя дом, не заметил признаков санузлов.
Пройдемся еще раз.
Кухня.
Шатов методично обошел все помещение, открывая шкафы, обнаружил внушительные запасы посуды при полном отсутствии продуктов. Зато в одном из шкафов обнаружил умывальник и сушку для посуды.
Вода из крана текла прохладная. И вкусная, совершенно без привкуса хлорки. Как из родника.
Но душевой на кухне не было.
В спальне, на первый взгляд, тоже, но наученный опытом с умывальником, Шатов принялся искать в шкафах и обнаружил, что одна дверца отношения к шкафу не имеет, а ведет в небольшое помещение с еще двумя дверями: в туалет и ванную.
М-да, протянул Шатов, рассматривая сверкающую кафелем ванную, не то, чтобы в ванной можно было устраивать заплывы, но купаться в ней без толкотни могли человек пять одновременно.
Возле ванны размещался электронагреватель.
Хорошо они тут живут, пейзане! А снаружи сразу и не скажешь.
Шатов потратил несколько минут на то, чтобы разобраться с нагревателем, потом разделся и залез в ванную, под душ.
Нормально. Все – нормально. Главное – не думать. Пусть течением несет пока… Пока что? Просто ни о чем не думать. Все прояснится. Все всегда проясняется, рано или поздно.
Шатов закрыл воду и тщательно вытерся махровым полотенцем, висевшим на стене, возле зеркала.
Кстати, о зеркале. Шатов еще раз внимательно осмотрел свое отражение. Ссадины и царапины, не более того. Но ведь откуда-то они взялись?
Так, ладно. Прекратили размышления. Бегом одеваться и… Черт. Еще раз – черт. Сто тысяч раз подряд – черт. Можно, конечно продолжать врать самому себе, что ничего не произошло, что все нормально, что ничего страшного не произошло. Можно, но это совершенно бессмысленно. Шатов прекрасно помнит, как все происходило. В этом весь ужас.
Классический вариант – человек теряет память. Он ничего не помнит и начинает искать свою память, наталкиваясь на всякие кошмары. Но Шатов помнит то, что случилось на дороге. Помнит, как бежал через лес. И что бы там с ним не происходило потом, после выстрела, ни в коей мере не может отменить того, что было до него.
Выстрелы, автоматные очереди, взрыв, Никита, стреляющий из пистолета… Стоп, откуда у Никиты пистолет? Не из газового же принялся отстреливаться фотограф? Носил с собой на всякий случай?
Странно. Стрельба на дороге, нападение на машины – это как раз можно объяснить. Сбежавшие уголовники, нападение ради денег, одежды и транспорта… А вот откуда у обычного фотокорреспондента с собой боевое оружие, и почему он, вместо того, чтобы отстреливаясь уйти в лес, остается прикрывать Шатова? Ведь он же действительно остался прикрывать. И стрелять он начал почти сразу же, без раздумий и колебаний, как будто был готов к этому.
Шатов оделся и присел на край тахты.
Что все это могло значить? Последующее пробуждение – ерунда. Нужно вначале понять, что и зачем происходило там, на лесной дороге. И если это удастся понять, то остальное придет само собой.
Или не придет.
Какого хрена, в конце концов, возмутился Шатов.