Юджин охотно отвечал на вопросы Крамера, и миссис Орвин старалась следовать его примеру, хотя это стоило ей немалых усилий. Они заявили, что все время были вместе, но, насколько я знал, это не соответствовало действительности: по меньшей мере дважды я видел их порознь и уже успел сообщить об этом Крамеру.
Они наговорили ещё много всякого, в частности, что не покидали оранжерею вплоть до того момента, когда спустились сюда с Вулфом, что оставались там, пока не ушло большинство гостей, поскольку миссис Орвин хотела уговорить Вулфа продать ей несколько растений, что полковник раз или два куда-то отлучался, что после моего сообщения и реакции на него полковника Брауна их почти не встревожило отсутствие Синтии, что... Ну, и так далее.
Прежде чем уйти, Юджин ещё раз попытался уговорить инспектора не впутывать в это дело его мать, и Крамер пообещал ему сделать все возможное.
Фриц принес Вулфу и мне подносы, и мы принялись за еду. Крамер хмуро наблюдал за нами, потом повернулся и гаркнул:
- Леви, приведите полковника Брауна!
- Слушаюсь, сэр... Этот человек, о котором вы спрашивали, Уэддер, он здесь.
- Тогда давайте сначала его.
В оранжерее Малькольм Уэддер привлек мое внимание тем, как взял в руки цветочный горшок. Когда он уселся за стол напротив нас с Крамером, я ещё держался убеждения, что его персона заслуживает самого пристального внимания, однако после того, как Уэддер ответил на очередной вопрос Крамера, я расслабился и снова принялся за бутерброды. Уэддер был актером, играл в трех бродвейских постановках и, без сомнения, все объяснялось именно этим. Ни один лицедей не возьмется за цветочный горшок так, как это делает простой смертный, как вы или я. Он должен тем или иным способом придать своему действу нарочитости, и Уэддер по чистой случайности избрал такой, который напомнил мне, как человеческую шею сжимают пальцами.
Сейчас он был живым воплощением обиды и негодования.
- Это бестактность - впутать меня в такую историю! - заявил он Крамеру. - Обычная грубая полицейская бестактность.
- Да уж, - сочувственно вздохнув, ответил Крамер. - Этого не случилось бы, будь ваши портреты во всех газетах. Вы член клуба любителей цветов?
Уэддер ответил отрицательно. Он пришел сюда за компанию со своей приятельницей, миссис Бэшем, и остался посмотреть орхидеи, когда она убежала на какую-то встречу. Они пришли около половины четвертого, и он все время провел в оранжерее, ни разу никуда не отлучившись.
Когда Крамер задал все приличествующие случаю вопросы и получил на них, как и ожидалось, отрицательные ответы, он внезапно спросил:
- Вы были знакомы с Дорис Хаттен?
Уэттер насупил брови.
- С кем?
- Дорис Хаттен. Она тоже была...
- А! - воскликнул Уэддер. - Ее тоже задушили. Теперь припоминаю.
- Совершенно верно.
Уэддер положил руки на стол, сжал кулаки и подался вперед.
- Вы же знаете, нет более мерзкого деяния, чем удушение человеческого существа, особенно женщины.
- Вы знали Дорис Хаттен?
- Отелло! - вдруг глубоким зычным голосом произнес Уэддер, поднимая глаза на Крамера. - Нет, не знал, но читал о ней. - Он содрогнулся и резко встал. - Я приходил сюда только затем, чтобы полюбоваться орхидеями.
Он провел рукой по волосам, повернулся и зашагал к двери.
Леви вопросительно взглянул на Крамера, но тот лишь покачал головой.
Следующим привели Билла Макнаба, издатела "Газетт".
- Мне трудно выразить словами, как я сожалею о случившемся, мистер Вулф, - удрученно проговорил он. - Какой ужас! Мне и в кошмарном сне не могло привидеться ничего подобного! И это - Манхэттенский цветоводческий клуб. Конечно, она не была членом, но тем хуже для нас. - Макнаб повернулся к Крамеру. - Это все моя вина.
- Ваша? - удивился инспектор.