Ружье - это последнее дело. А ребра посчитать этим придуркам, наверное, не помешает. Взяли моду - машины калечить.
- Мрази, - подтвердил Зайцев. В открытую наехать боятся, пакостят по углам, как коты. И вообще...
Он замолчал, не зная, как закончить начатую фразу. Кольцов отложил в сторону баллонный ключ и с интересом уставился на приятеля снизу вверх.
- Что - вообще?
- Руки чешутся, - признался Зайцев. - Так бы и двинул кому-нибудь по чавке. Надоело, Ваня, веришь? Жмут со всех сторон, как кроликов, а мы молчим!
- Да, - вздохнул Кольцов, - есть такое дело. Каждый за свою шкуру дрожит.
- Вот я и говорю - надоело, - подхватил Зайцев. - Дрожать-то уже не за что, а все боимся...
- А-а-а, - Кольцов скривился, - все равно это один треп. Ничего у нас не выйдет, не стоит даже пытаться.
- Это мы еще посмотрим, - сказал Зайцев, начиная ритмично работать насосом, и в его голосе Кольцов услышал угрозу.
***
Рослый и широкоплечий человек лет тридцати пяти потянул на себя скрипучую, выкрашенную бугристой коричневой краской дверь подъезда. Провисшая дверная пружина взвыла и затрещала, звякнуло треснувшее стекло, и в нос ударила кошачья вонь. Он вошел в подъезд, и дверь позади него сразу захлопнулась со звуком, похожим на выстрел из старинной медной пушки. Он стал неторопливо подниматься по пологой лестнице, твердо ступая обутыми в поношенные кроссовки ногами и непроизвольными движениями стряхивая с темных и жестких, как проволока, стриженных ежиком волос капли дождевой воды.
Настроение у него было совсем нерадужным. Еще один день, заполненный бесплодными попытками найти работу, подходил к концу. Он напоминал себе динозавра, пытающегося прокормиться там, где с трудом выживают шустрые и сообразительные млекопитающие, - большого, сильного, но обреченного на вымирание динозавра. Эти мысли были навеяны усталостью, и он отлично это понимал, но сейчас, после очередного поражения, они казались ему не такими уж глупыми. Динозавры вымерли потому, что не успели измениться в соответствии с обстоятельствами, и он был близок к тому, чтобы последовать по пути, некогда проложенному древними ящерами.
Где-то наверху хлопнула дверь и послышались шаркающие шаги. Поднимавшийся по лестнице человек слегка поморщился: в последнее время ему стало тяжело встречаться с соседями. Приключившаяся с ним пару месяцев назад история наделала много шума, и многие из жильцов пятиэтажной хрущевки, в которой находилась доставшаяся ему от матери квартира, так до конца и не поверили в то, что он вовсе не скрывающийся от милиции бандит и убийца.
- Здравствуйте, тетя Маша, - приветствовал он спускавшуюся навстречу пожилую женщину.
- Здравствуйте, - ответила та и заторопилась дальше, бросив на него осторожный взгляд, словно опасалась, что он попытается отнять у нее кошелек. Раньше она сказала бы: "Здравствуй, Юрик" - и непременно остановилась бы поболтать и поинтересовалась бы, как дела. Он вырос у нее на глазах, и то, как она теперь сторонилась его, было обиднее всего. Юрий Филатов невесело усмехнулся, потер шрам на лбу и, шагая через две ступеньки, поднялся к себе на третий этаж.
Дверь, которая вела в его квартиру, носила следы торопливого и не слишком успешного ремонта. Вставляя ключ в замочную скважину, Юрий подумал, что после того, как дверь была высажена опер-группой, ее следовало бы сменить. Произведенный с помощью гвоздей и столярного клея ремонт был чисто косметическим, так что теперь дверь мог без усилий выломать и двенадцатилетний ребенок. На косяке, чуть повыше того места, где из него была выломана длинная щепка, еще сохранились следы пластилиновой печати. Юрий попытался соскрести пластилин, но только размазал его по масляной краске, испачкав палец.