Отпустив трубу, я ухватился за предполагаемый столб и высунул голову наружу, из-под земли. Оказалось, я был у ворот решетки, ограждавшей миниатюрный палисадник одного из домов на Рипке-стрит. Зрение вернулось ко мне! Как приятно было вновь ощутить всем своим существом чистое дыхание мира. Я даже на миг зажмурился, чтобы продлить наслаждение.
– Какая ирония, - проворковала Евфросина.
– Судьбы нашего героя, - подхватила Талия.
– Стоило ему победить свой страх, - продолжала Аглая.
– Спасти прекрасную деву от мерзкого чудовища, - вступила Клито.
– Наконец-то познакомиться со своим истинным «я», - заявила Фаэна.
– Вступить на долгий тернистый путь к выздоровлению, установив долгожданный контакт со своими глубинными подсознательными переживаниями, - прощебетала Эксо.
Гегемона только хихикнула.
– Что? - открыл я глаза.
И в этот самый момент Труподав пошел в атаку. Навалился на меня, оглушительно ударив своим тяжелым телом, протыкая длиннющими, как копья, когтями мою голову и тело. Усеянные шипами когти втыкались глубоко и намертво. И жгли, как раскаленное железо.
– А-а-а-ах, Кобб, - мурлыкал Труподав. - Сладенький ты мой.
Я истошно закричал, но он выпил все мои крики, так что во внешний мир прорвалось лишь мое молчание. Я пытался сопротивляться, но он сделал мои движения своими, и я лишь глубже и глубже загонял себя в бездонные омуты его сознания. Собрав волю в кулак, я сопротивлялся. Но оказался бессилен. Я познал томное наслаждение капитуляции, когда сама моя воля и непокорность стали частью индивидуальности моего победителя. Разница между мной и преследователем стиралась, уменьшалась, растворялась. Я преобразился.
Теперь я стал Труподавом.
Манхэттен - настоящая школа мертвецов. Ежедневно там умирает столько народу, что многочисленные монстры голодными не остаются. На складе воспоминаний, украденных у меня Труподавом, я отыскал некую недолгую передышку. Помнится, я сидел по-турецки на жестяном потолке какой-то грязной забегаловки. Прямо надо мной, этажом выше, стриптизерки ублажали японских туристов танцами на столах, и в это время один кобольд обучал меня тонкостям искусства выживания.
– Самое страшное, когда тебя выслеживает не просто хищник, а ты сам, - сказал он.
– Роскошный афоризм.
– Иди куда подальше. Я тоже когда-то был человеком.
– Извини.
– Ладно, прощаю. Вот что, о саламандрах я тебе рассказал. Гадостный способ протянуть ноги, но по крайней мере окончательный. Когда они тебя прикончат, даже мокрого места не останется. Но Труподав гораздо хуже. Это паразит. Настоящей, собственной индивидуальности у него нет, поэтому он лепит свою личность из кусочков всего, что в тебе есть гнусного. Из твоих пороков, из животной похоти. Он дарит тебе бессмертие - вот только больно уж оно мутное. Помнишь, в одном старом мультике страхолюдная жаба говорила: «Поцелуй меня и будешь жить вечно - станешь жабой, но бессмертной». - Кобольд скривился. - Если будет выбор, сдавайся саламандре.
– Ты вроде бы сказал, что я буду сам себя выслеживать.
– Иногда Труподав разрывает тебя надвое и позволяет одной из половинок убежать. До поры до времени.
– Зачем?
– Ноль понятия. Может, ему нравится в кошки-мышки играть. Развлекается он так, наверное.
Отделенный от Манхэттена миллионом миль, я подумал: так вот что со мной сталось. Убежал я далеко, но теперь всему конец. И ладно. Главное - это сокровищница воспоминаний (прекрасных, восхитительных воспоминаний), куда меня сгрузил Труподав. Я купался в них, как в море, подбирал всякие разности - то зимний закат, то жжение в коленке (это я, девятилетний, повстречался с медузой).