Я подхожу стараясь не смотреть на окружающих, которым в общем-то глубоко наплевать, и делаю ей замечание
- Не кричи только, пожалуйста.
Она огорчается и отворачивается, и папа смотрит обиженно, с укором, не решаясь начинать дискуссию, потому что это огорчит ее еще больше. Этаж за этажом, отдел за отделом - детское, взрослое, спортивное, обувь, игрушки, компьютеры, им нужно все.
Спину ломит, я не знаю откуда у нее столько энергии, я норовлю присесть, но она зовет меня, я читаю ценники, меряю вещи предназначенные для мужа сестры, для дяди Володи, для племянника, такое впечатление что я могу принимать любые размеры, иначе как можно все мерять на меня - они же все разные, по крайней мере как я их помню.
Вечер. Мы дома и завтра они уезжают. Опять набиты под завязку чемоданы, теперь подарками туда. Стоят посреди комнаты и я их тихо ненавижу. Сажусь на краешек кровати. Папа раскладывает пасьянс, мама читает. Блюдце с малиной, чашка горячего молока на можжевеловой подставке, она нагревается и пахнет
- Это ты, мам, чтоб думалось что пьешь джин с тоником?
Мама улыбается, одевает другие очки - чтоб видеть меня, те только для книг, я сижу не зная что сказать - они приехали неделю назад и улетают завтра, мне тоскливо и странно, я рассказываю какие-то глупости о работе, она внимательно слушает и в ее внимании я чувствую столь знакомое мне желание найти мои недочеты, зреющие проблемы, на которые мне надо обязательно указать, чтоб я исправился, точно так как это бывало в детстве. И это тоже ненавижу - потому что все что я хотел, когда приходил расстроенный чем-то и делился с ней - это участие. Хотел чтоб обняла, пожалела, сказала что все будет хорошо и все дураки, но она никогда этого не делала.
Все разговоры заканчивались тем что я виноват и причина всех бед неизменно находилась во мне.
- Женится бы тебе, а то вы с Роликом два холостяка, нельзя так... вздыхает еле слышно она.
Почуяв что не обойтись без нравоучений я перевожу разговор, скомканно прощаюсь, целую их на ночь как они меня в детстве, и закрываю за собой дверь гостевой спальни.
Под ней остается тонкая полоска света. Я стою в нерешительности и мне хочется вернутся, обнять их и сидеть рядом пока не закроются от усталости глаза, пока не забрезжит рассвет, пока не затрезвонит бессердечный будильник, пока не надо будет одеваться и ехать в аэропорт. Я пересиливаю себя, иду в спальню и ложусь. Слышу как Роланд волочет к их двери подстилку, стараясь меня не разбудить.
Люблю прощания когда я уезжаю. Так все легко, прощаешься, а тебя уже ждут где-то там, впереди, знакомые или невстреченные еще люди, родные или невиданные города, дом, или гостиница, новые впечатления и интересные места. Ненавижу провожать кого-то. Они уже не со мной, их мысли о перелете, о дороге из аэропорта домой, им предстоит почти 16 часов непрерывного движения. Я эгоистично завидую, я бы лучше уехал сам чем смотреть потерянно как они собираются, папа бреется, мама моет в дорогу груши - одну кладет мне в карман заботливо завернув в салфетку
- Мам, я не люблю груши.
- Ну не выдумывай, ты всегда любил груши, - обижается она.
И правда всегда любил. Я молчу, мы присаживаемся на дорожку, подхватываем чемоданы, спешим вниз, в машину. Как назло на дороге нет пробок, приезжаем быстро, паркуемся, под дождем спешим внутрь на сдачу багажа, длинная очередь регистрирующихся, дальше провожающим нельзя
- Как нельзя, я даже не успел попрощатся
- Нельзя
Обнимаю быстро, не стоит задерживать очередь, машу через стеклянную перегородку стараясь не привлекать внимание толпящихся на пассажиров, мама оглядывается и машет мне в ответ, отвернулась, я знаю она обернется еще раз, перед тем как повернуть за угол.