Сухо улыбнувшись, старик небрежным кивком ответил на поклоны своих клевретов, потом отпустил их. Оставшись в одиночестве, он устало прилег на подушки, размышляя о том, что предстоит еще сделать.
Глава 1
Стояло чудесное ноябрьское утро. Трензеля серебристо, как колокольчики, позванивали в морозном воздухе. Два всадника поднимались на гребень лесистого холма, возвышающегося над Стратмурн-хаусом. Чистокровный серый, принадлежащий сэру Адаму Синклеру, навострил уши и тихо фыркнул. Он явно почуял запах конюшни и попытался перейти на рысь, но всадник с ласковой твердостью осадил его.
- Спокойно, Халид. Шагом.
Смиренный поводьями мерин перешел на степенный шаг, словно между ним и всадником и не возникало разногласий. Второй всадник, светловолосый молодой человек в золотых очках, заметил с улыбкой:
- Сразу видно настоящего мастера! - и добавил: - Этот серый - чудесное животное, Адам, вы должны позволить мне запечатлеть вас обоих на холсте... Что-нибудь вроде того этюда в гостиной, где изображен ваш отец на своем гунтере. - Он окинул старшего товарища оценивающим взглядом. - Ну как? Хотите конный портрет к Рождеству?
Адам улыбнулся.
- Думаете, ваша рука уже готова к работе? Если да, то о лучшем подарке я и не мечтаю!
Перегрин Ловэт бросил поводья гнедой кобылы и несколько раз демонстративно сжал и разжал пальцы правой руки.
- О, на этот счет не беспокойтесь, - сказал он. - Рука практически как новенькая, и все благодаря вашему строгому надзору за ходом заживления. В сущности, я вернулся к мольберту уже почти неделю назад, и рука разве что изредка побаливает.
- Тем не менее я бы на вашем месте не переутомлялся, - предостерег его Адам. - Рана была очень скверная и могла раз и навсегда положить конец вашей карьере художника. Мне бы очень не хотелось, чтобы нетерпение толкало вас на излишний риск.
Перегрин подобрал поводья, внезапно остро ощутив под перчаткой защитную повязку, которую продолжал носить, когда занимался чем-то связанным с напряжением или грязью. Обстоятельства ранения все еще вызывали у него дрожь. Раны от шпаги не часты в наше время. Но именно воспоминания побудили его взяться за работу, как только сняли швы и он почувствовал, что в состоянии держать кисть.
Перегрин задумчиво покусал губу, пытаясь подобрать слова.
- Это не нетерпение, - сказал он Адаму. - Боюсь, я немного поторопился, но... мне показалось, что медлить нельзя. Ведь наброски, которые я сделал, всего лишь попытка запечатлеть то, что произошло тогда у Лох-Несса.
Адам исподлобья остро взглянул на него.
Они встретились чуть больше месяца назад, и это короткое светское знакомство, начавшееся с профессионального интереса Синклера, переросло в сотрудничество, настолько же желанное для обоих, насколько оно было неожиданным. Молодой художник, возможно, многого еще не понимал, но учился с каждым днем... и явно увлеченнее, чем ожидал от него Адам.
- Я еще не приступал к автопортрету, который вы советовали мне написать, - сказал Перегрин, догадавшись, о чем думает наставник. - Сейчас важнее зарисовать все, что я могу вспомнить о той ночи на берегу Лох-Несса. Тем более что воспоминания о ней каким-то образом связаны с ранением. Сразу после того, что случилось, картинки, возникавшие в моем воображении, были исключительно четкими, различимыми до мельчайших подробностей. Но с тех пор, как рука начала заживать, образы потускнели. Я все еще вижу их, однако теперь это требует гораздо больше усилий.
Теперь Адам смотрел на него во все глаза.
- Интересное предположение, - сказал он. - Почему вы уверены, что дело в вашей ране?
Перегрин поморщился.
- Ну, вы, наверное, смогли бы добраться до воспоминаний, используя гипноз или что-то в этом роде, я же способен добиться этого лишь в случае, если сосредоточу внимание на ране.