Соответственно, уже в XVIII в. началось развитие так называемых «технологических зон» (термин Олега Вадимовича Григорьева, разработавшего соответствующую теорию в начале 2000-х годов), которые стали такими «технологическими метрополиями» и постепенно расширяли свои рынки сбыта и политическое влияние. Иногда «технологические метрополии» и просто метрополии совпадали. Британия категорически запрещала развитие производства в своих колониях, они должны были оставаться чисто сырьевыми придатками. Даже финансовая система была приспособлена под то, чтобы в колониях не могли возникнуть самостоятельные источники капитала. На территории Великобритании ходили бумажные деньги (фунты стерлингов), запрещенные к вывозу, а в колониях отчеканенные «на местах» золотые монеты, гинеи, которые все, кто хотел приехать или вернуться на родину, должны были везти с собой.
Великобритания и стала первой технологической зоной. Второй могла бы быть Франция, но она оказалась жертвой Великой французской революции и Наполеоновских войн, а потому своей зоны не сформировала и, более того, стала частью зоны британской. Второй технологической зоной сделалась Германия, которая включила в свой состав (именно как технологические зоны, а не государства) Австро-Венгрию, часть Италии, Северной и Восточной Европы, а также Россию. Окончательно эта зона оформилась после победы во франко-прусской войне, к концу 60-х годов XIX в.
Третью зону создали США, после освобождения от британской колониальной зависимости получившие возможность развивать свою промышленность, темпы роста которой особенно ускорились во время Гражданской войны 18611865 гг. Четвертой зоной в начале XX в. стала Япония. Однако уже к концу XIX в. у первых трех зон начались проблемы: их расширение в Атлантическом бассейне стало резко замедляться, так как исчерпались свободные рынки. Что это означало с точки зрения капитала? А то, что вложения в инновации и новое производство становились все менее и менее рентабельными. Начался кризис падения эффективности капитала. Заметить и понять его было достаточно сложно, поскольку процесс шел неравномерно и в отдельных отраслях, и в разных регионах, но сама мысль о том, что для нормального развития капитализму нужны расширяющиеся рынки сбыта, мелькала уже у Адама Смита. В начале минувшего века она стала источником спора между Лениным и Розой Люксембург, причем последняя активно критиковала тезис Ленина о том, что «капитализм сам себе создает рынки сбыта». Люксембург, как мы сегодня понимаем, была права, но из-за этого спора сама тема на многие десятилетия стала в СССР «табу», что во многом и привело страну к гибели.
Итогом вышеупомянутого кризиса стало резкое усиление циклических кризисов, бывших до того обычным, но не критичным явлением. Теперь они стали намного продолжительнее. Депрессию после кризиса 1907 г. даже лет 20 назад называли в США «Великой». Главное же, стало понятно, что единственный способ продолжить развитие это перераспределить рынки сбыта в свою пользу. Первая мировая война была битвой за рынки с единственным прямым результатом: одна из технологических зон, имевшая до того не только собственное производство, но и собственную валютную систему, эту систему потеряла. Имелось и косвенное, но немаловажное следствие: приход к власти в бывшей Российской империи партии, которой удалось сделать то, что не удалось национальной буржуазии царского времени, построить собственную технологическую зону. Пятую и последнюю.
К началу XX в. объем рынка, который было необходимо контролировать по-настоящему независимому государству, составлял около 50 млн. потребителей Хочу пояснить, что в данном контексте подразумевается под словом «независимость» и его не совсем точным синонимом «самодостаточность». Независимое государство это такое, у экономики которого имеется независимое от внешних факторов ядро.
Во-первых, в нем имеются все (или почти все, за исключением непринципиальных) отрасли экономики.
Во-вторых, во всех этих отраслях государство находится на передовых мировых позициях или может выйти на них достаточно быстро.
И, в-третьих, страна способна достаточно долго развиваться даже при полном отсутствии внешней торговли. Изоляция на какой-то срок не должна стать для нее катастрофой. Реально независимое государство не может не иметь независимой экономики. Обратное же, вообще говоря, может быть и неверно.