V щё чку - Владимир Ильичев (Сквер)

Не поняв ничего  из Великого,
и забыв  приблизительно мудрое,
мы летим, под Киркора Филиппова,
ирреально высокими фурами,

по дорогам, разгвазданным нами же,
мимо сёл, в зеркалах пропадающих.
В лобовые  за камешком камешек.
Возим «счастье»  друг другу, куда ещё

Мы весьма недовольны кавычками
и отставшей в развитии буковкой,
мы встречаемся чатами, личками,
чистым случаем  закоулками.

Но у Счастья заглавная  лунная,
бескавычно, реально высокая,
не в кривых, не в шипах, не шатунная,
и не где-то под стейками с соками.

С ней на связи заглавная  звёздная,
безоглядно, вселенски широкая,
не в грязи, не дорожно-обозная,
и не где-то под бифами с брокколи.

И рука, от руля грубо-тёмная,
на крыле Теплородное, нежное.
Я-то думал  профура скоромная,
а потрогал  родная, нездешняя.

Две ноги на педаль в свете месяца.
Ты смела не по виду, попутчица.
Нас объедут, когда перебесятся.
Вылетай. Вылетаю. Получится.

Территория тронутых ритмом людей,
развлекательный край дискотек и аварий,
где торговец дорогой  ещё не злодей,
где охота на тело  уже не сафари.

Перевёрнутый цех нестекающих туш,
разъедающий фон застоявшейся боли,
и мне страшно, что взялся, и бросить бы гуж,
так ведь  овен, гордец ёлки-палки бемольки

Да. Ещё я люблю музыкальные сны
и находки из них в окружающем мире.
Вот нашёл себе «Я». И остался без «Мы».
В деревенских горах. В живописном сортире.

В каждой клеточке каждой берёзы 
все стихи непростые мои.
И простые. И дар. И курьёзы.
И не созданный Ноем НИИ 

нет, не созданный Ноем Не ноем.
Просто реже берём топоры.
Не стремимся к безмолвным покоям
в беспокойстве весенней поры.

«Будь что будет!»  наследие сказки.
Фраза-фокус. Строка-волшебство.
Без руля, без дороги. Без КАСКи.
Неизменно любуясь листвой.

Золотые муравьи
запрягают чёрных,
крупно пишут «Се ля ви»
в книгах и в уборных.

Золотые муравьи
чёрных обижают 
и похлёбки, и любви
ни за что лишают.

Золотые муравьи
никого не любят
и моралью на крови
муравейник губят.

Золотая молодёжь
в стороне от черни.
Не работает. Балдёж.
Коньячок-печенье.

Покоряются рабы,
веруют во благо,
к пущей вере, от судьбы 
золотая брага

А в лесу, с начала лет,
бродит муравьедка,
и по цвету свой обед
выбирает редко.

Золотые муравьи
погоняют чёрных
с неказистой плитки и
из-за фикс учёных.

«Запись невозможна,
замените диск» 
бычит осторожно,
не идёт на риск,
не желает множить
Сид Иромыч стих 
боязно тревожить
тех, кто пьян и тих.
Нелегальных красок 
много, для стиха,
мало  хмеля сказок
с вытяжкой греха.
Имя  от легенды,
сам же  сер и пуст.
Плоский, вредный хрен ты.
А и ладно. Пусть.
Наблюдай, редиска 
я пишу на лбу:
«Нет другого диска,
закатай губу»

В этот день я впервые проснусь со своей головой 
без похмелья и заданных кем-то глобальных настроек.
Из кадушки умоюсь прохладной водой дождевой.
Промолчит говорящий сундук о земной катастрофе.

Мне не надобен станет и сам этот чёрный сундук,
кибернетикой счастья займётся ответственный нагель.
И я вспомню  в какой я стране, и в каком я году 
но забуду сухие пайки и намокшие флаги.

И соседка  вчера ещё девушка лёгких манер 
улыбнётся сквозь рабицу чести бесценной улыбкой,
у неё будет новенький дом, в доме муж  землемер,
в доме трое детей, детский шкаф с барахлом и присыпкой.

А сосед по другой стороне  записной наркоман 
загремит в мастерской молотком, весь в делах и опилках,
у него тоже будет семья, а не только «маман» 
как он звал её, чувствуя холод в ненайденных жилках.

А соседа напротив, что был паучком, из чинуш,
навестят паладины стыда и раскаянья феи,
тот захочет вложиться в сто сорок обиженных душ,
но не в дымку болотистых мест, где кальяны  как реи.

Безнадежная Марья с окраины  встанет, сама,
исцелённая запахом трав через окна и щели,
ну а стены заделает  много ли надо ума 
стройотряд вдохновенных ребят  Степанка и Емели.

Я пойду по дороге, любуясь родимым селом,
и здороваясь за руку с каждым, без лести, без понта.
Возле речки лежать будет лодка  над мощным веслом,
под набором кистей-облаков и холстом горизонта.

И ко мне побежит, пробудясь, ребятня  из моих,
ох, задаст им позднее жена за несъеденный завтрак,
и продолжится сила волны в назидательный штрих
Этот день я услышал вчера, но увижу не завтра.

Всё изменится в корне. И корень  стволом прорастёт,
пораскинется в небо свободной вседышащей кроной.
Этот день еле слышен вдали, но идёт. Он придёт.
Я на хвост наступил  к переменам  змеюке зелёной