Опять эти скользкие, будто облизанные морской водой камушки слова! И обращение, как из протокола общественного судьи изъято. «Гражданин!» Того и гляди, ученый муж начнет цитировать Маяковского. Как это было у классика? «Я достаю из широких штанин»
Одну минуту!
Вик! Скажи, где ты находишься, и я немедленно приеду!
Настя, милая, я сейчас не могу разговаривать! Ничего военного, обещаю тебе! Слышишь?!
Девушка плакала.
Витя, я прошу тебя, не делай глупостей! Черт с ними, с деньгами этими. Ну, хочешь, я попрошу у отца? А мы потом отдадим частями
Мужчина скрипнул зубами. Про отца ей не следовало вспоминать!
Я перезвоню! Перезвоню, родная! он решительно нажал красную кнопку, сотовый пискнул, экран погас.
Извините Виктор повернулся к толстяку. Я отключил телефон. Нас не побеспокоят, но я слишком занят, так что в вашем распоряжении пятнадцать минут. Этого достаточно?
Вполне! Прошу садиться!
Мужчина уселся в неудобное кресло, оно было низким, колени возвышались из за журнального столика. Коротконогий собеседник наоборот, чувствовал себя вполне комфортно. Он потянулся за чашечкой с остывшим кофе, с наслаждением глотнул, и зажмурился, будто в жизни не отведывал ничего вкуснее.
Не понимаю я вас, нынешнее поколение вроде говорите на русском языке, а сплошные американизмы. Вот и девушка вас зовет странно как- то «Вик».
Точно! Я ее Стейси. Если вы за подобную болтовню готовы заплатить десять тысяч тех самых американских долларов, я к вашим услугам ближайшие пару лет!
Невысоко себя цените, милейший! Пять тысяч долларов в год, это четыреста семьдесят пять условных единиц в месяц. По нынешним меркам, приезжие господа из дружественного Узбекистана получают больше.
Вы позвали меня ради урока арифметики и геополитики?
Толстяк загадочно улыбнулся.
У вас есть чувство юмора. Это хорошо! Оно вам пригодится. Для отставного военного вы умны и образованы. Такое нечасто встречается. Не хотите еще кофе?!
Виктор сжал пальцами ручки кресла, старое дерево жалобно заскрипело.
В вашем распоряжении осталось тринадцать минут
О кей! Беседуем на ваш манер, господин Чернышев, хотя мне ближе термин «товарищ». Время деньги, так говорят наши друзья американцы! Итак, перейдем к сути дела Называйте меня Михаил Семенович. Фамилия Штраус, как у известного композитора. До не давнего времени заведовал кафедрой в Политехническом институте. Мне пятьдесят восемь лет, я не женат, еврей, если это для вас имеет значение.
Не имеет!
Тем лучше! Не хочется, чтобы такая досадная мелочь как шовинизм, помешала нашей дружбе!
Мы с вами не друзья!
Согласен. Мы партнеры. Опять-таки модное слово Продолжаю! Про вас мне тоже кое-что рассказали. Капитан Чернышев, военный в отставке. Родных не имеете, мать умерла три года назад, простите, если причиняю боль. Тридцать восемь лет от роду, мастер спорта по боевому самбо, последний выпуск ныне расформированного десантного училища, ну там горячие точки всякие, это малоинтересно Важно другое. Толстяк хитро прищурился. Вы влезли в непомерные долги, господин капитан, и насколько мне известно, долги чужие. Благородно! В наш циничный век!
Это к делу не относится! Двенадцать минут
С вами непросто! Михаил Семенович поежился, словно за шиворот ему сунули ледышку. Впрочем, он не был похож на человека, который в детстве играл в снежки, и гонял на лыжах. Такие мальчики с ранних лет брошены на алтарь науки. Период сексуального возмужания они переживают, склонившись над исписанными чернильной синью страницами. Эротические образы, облечены в угловатые формы синусов и котангенсов. Несчастные дети, в десять лет похожие на крошечных стариков. Но именно такие дети становятся впоследствии нобелевскими лауреатами, совершают великие открытия.
Постарайтесь короче и без сложностей, я военный человек, и привык к четким формулировкам.
Согласен! толстяк встал из за стола, быстро потер маленькие ладони, будто пытаясь разжечь огонь. Постараюсь быть кратким. Наши он запнулся. Наши спонсоры возлагают большие надежды на мою систему. Н-да Именно систему. Посему такое больше вознаграждение первому он опять запнулся. Слова камушки, доселе текущие из круглого рта, превратились в угловатые булыжники. Первому человеку, готовому взять на себя взять на себя бремя ответственности за удачные испытания, он извлек из кармана большой носовой платок, и вытер с лысины круглые капельки пота. Виктор внимательно следил за толстяком. Все в нем было старомодно, нелепо и трогательно. Бежевый костюм, с неизменным галстуком, плотно повязанным под лоснящейся шеей. Смешные круглоносые ботинки, со стоптанным кантом, и оборванным шнурком, печально волочащимся по полу за своим хозяином. И конечно, классика жанра короткие отутюженные брюки, едва покрывающие тугую резинку носков! Забавно и глупо. И не похоже на правду. Кабы не десять тысяч долларов, обещанные за участие в некоем эксперименте. Деньги были абсолютно реальные. От испытателя требовалось отменное здоровье, физическая подготовка, и психическая стабильность. Профессор позвонил ему, ссылаясь на рекомендацию старого товарища, Димки Рослова. Тот пару лет назад канул в небытие, ходили разные слухи, одни говорили, что он спился и погиб, другие утверждали, что свалил в Доминикану, и живет с туземкой. Некоторые общие знакомые туманно намекали, что Рослов стал большой шишкой, и чуть ли не заседает в Совете директоров крупной нефтяной кампании. Черт его знает?! Димка был парень авантюрного склада, и любая из перечисленных версий имела право на существование. Именно он рекомендовал Виктора этому реликтовому профессору, словно объявившемуся из восьмидесятых годов прошлого столетия. Не совсем понятно, откуда однофамильцу великого композитора известно про долги, но это неважно! Деньги не пахнут