Ему хотелось сойти на берег и переговорить с этим человеком, выяснить, действительно ли это Бартон. За двадцать лет жизни на этой Речной Планете он видел миллионы лиц, однако ни разу ему не доводилось повстречаться хоть с кем-нибудь, кого бы он лично знал на Земле. С Бартоном он не был знаком, но был уверен, что тот слышал о нем. Этот человек – если это на самом деле Бартон – стал бы пусть и тонкой, но все же ниточкой, которая связала бы его с умершей Землей.
А затем в поле зрения подзорной трубы попала какая-то неясная фигура. Клеменс вскричал, не веря самому себе:
– Ливи! О мой Бог! Ливи!
В этом не было сомнения. Хотя и нельзя было четко рассмотреть черты лица, отрицать это было трудно. Голова, прическа, фигура, походка, столь же уникальные, как и отпечатки пальцев, кричали о том, что это была его земная жена.
– Ливи! – зарыдал он.
Корабль сменил галс, и она исчезла из виду. Клеменс лихорадочно стал водить объективом подзорной трубы.
Широко раскрыв глаза, он топнул ногой по палубе и взревел:
– Топор! Кровавый Топор! Сюда! Скорее!
Он бросился к рулевому и закричал, чтобы тот повернул корабль назад к берегу. Горячность Сэма поначалу застигла врасплох Гримальфссона. Но через мгновение он овладел собой, покачал головой и проворчал отказ.
– Я приказываю тебе! – заорал Клеменс, забыв, что рулевой не понимает по-английски. – Там моя жена! Ливи! Моя чудесная двадцатипятилетняя Ливи! Воскресшая из мертвых!
Что-то загрохотало сзади, и, обернувшись, Клеменс увидел, как над палубой показалась светлая голова с отрезанным левым ухом, затем широкие плечи Эрика Кровавого Топора, могучая грудь и огромные бицепсы, после чего последовали похожие на тумбы бедра поднимавшегося по трапу вожака. На нем было клетчатое черно-зеленое полотнище, широкий пояс с несколькими кремневыми ножами и чехол с топором. Топор был из стали, с широким лезвием и дубовой рукояткой. Насколько знал Клеменс, этот топор был единственным на Речной Планете, где только камень и дерево могли служить материалом для оружия.
Глянув на Реку, Эрик нахмурился и, повернувшись к Клеменсу, сказал:
– В чем дело, сма-скитлигр? Когда ты закричал, как невеста Тора в первую брачную ночь, я допустил грубую ошибку. Из-за тебя я проиграл сигару Токи Нильссону.
Он вынул топор из чехла и замахнулся. Луч солнца сверкнул на голубоватой стали.
– У тебя должна была быть очень важная причина, чтобы беспокоить меня! Я многих убил и за гораздо меньшие проступки.
Кровь отхлынула от загорелого лица Клеменса, но вовсе не из-за угрозы Эрика. Он свирепо сверкнул глазами; волосы, растрепанные ветром, и орлиный профиль делали его похожим на пустельгу.
– К черту тебя и твой топор! – закричал он. – Я только что видел свою жену! Там, на правом берегу! Я хочу… я требую… чтобы меня высадили на берег. Я хочу остаться с ней! О Боже! После стольких лет напрасных поисков! Это займет всего одну минуту, Эрик! Вы не можете отказать мне, это будет бесчеловечно!
Сверкнув, свистнул топор. Норвежец ухмыльнулся.
– Так вся эта суета из-за женщины? А как же она? – и он показал в сторону маленькой смуглой женщины, стоявшей возле массивного основания трубы ракетной установки.
Клеменс побледнел еще больше.
– Темах – чудесная девушка! Я ее очень люблю! Но она не Ливи!
– Хватит! – прервал его Кровавый Топор. – Ты что же, считаешь меня таким же дураком, как и ты? Если я подойду к берегу, то мы окажемся между берегом и вражескими судами, как зерно в мельнице Фрейра! Забудь о ней!
Клеменс издал соколиный клекот и с кулаками бросился на викинга. Эрик развернул топор и ударил его плоскостью по голове.