Ромов Анатолий
Анатолий РОМОВ
Роман
1
Собака лаяла зло, с подвыванием.
Дворник Трофимов, нащупав в темноте одежду, встал, чертыхнулся и вышел на улицу. Несмотря на второй час ночи, было светло; собачья конура стояла далеко, наискосок по двору, у самого забора.
- Черти б тебя взяли... Шарик, фу!
Остановившись у конуры, посмотрел на собаку. Огромный пес бурой масти, со свисающим вниз подшерстком, замолчал, но, глядя в пространство, продолжал вздрагивать и тихо рычать. Дворник тронул пса за загривок, недовольно потряс:
- Очумел совсем! Что лаешь? - Всмотрелся в светлую мглу. За большим, изрытым канавами и заросшим бурьяном пустырем привычно темнел корпус электромеханического завода.
- Ну что людям нервы портишь, никого и нет?
Глядя на хозяина, Шарик вильнул хвостом, коротко тявкнул.
- Давай, Шарик, чтоб не было этого больше. Слышишь?
Трофимов оставил пса и, придерживая на ходу штаны, вернулся в свою каморку. Улегся, попытался заснуть - не получилось. Сказал, прислушиваясь к дыханию спящей рядом жены:
- Все ж зря собака лаять не будет.
2
В 1912 году Голодай, северная часть Васильевского острова, представлял собой одно из самых заброшенных мест Петербурга. Отдаленный от Петроградской стороны Малой Невой, а от Васильевского острова речкой Смоленкой, Голодай также был своего рода островом, почти необитаемым. Центр этого островка занимали болота, на западной части размещались керосиновые склады, на восточной, около Немецкого и Армянского кладбищ, канатная фабрика и Чухонская слобода. Кроме слобожан, работников фабрики, здесь никто не жил.
В два часа ночи 7 июня 1912 года было светло как днем. В тишине ночной белизны вдоль берега Малой Невы, по Пятигорской улице, медленно двигалось ландо. Но вряд ли кто-то мог бы заметить движение экипажа слобожане спали, гуляющие сюда не заходили, лошадь же, умело придерживаемая вожжами, шла ровно; на ее копыта были надеты специальные резиновые галоши.
В пролетке, тесно прижавшись друг к другу, сидели двое мужчин во фраках и котелках. Одному было около тридцати, второй, сухопарый, с подстриженной щеточкой светлых усов, державший вожжи, казался постарше. Оба сосредоточенно следили за дорогой и молчали.
Лошадь остановилась возле высокого забора. Из калитки выглянул сторож.
- Чего надо, господа?
Старший поднял палец к губам, зашипел:
- Тс-с... Не узнал? Я же тебя предупреждал...
- А-а. Да, да, признал, простите, господин хороший. - Сторож замялся, не зная, что сказать еще. - Сослепу-то не увидел. Так вы что, это... С дамами?
- С дамами, с дамами. - Старший быстро сунул сторожу рубль. - Только тише. Сядь на облучок, покажешь, как проехать.
- А где дамы-то?
- Они ждут... В другом экипаже, тут, неподалеку.
Сторож помедлил и, решившись, вышел к пролетке.
- Ладно уж. Хорошо-с. Покажу, как не показать. - Подобрав плащ, уселся. Молодой достал из кармана кастет, примерился - и коротким рассчитанным движением ударил сторожа по затылку. Тот дернулся, вяло осел; старший ловко подхватил тело, не давая сползти. Поднял вожжи - и вороная развернулась и двинулась назад по дороге, ведущей в центр голодаевских болот.
Вскоре старший остановил кобылу. Зеленая вода подступала здесь к самой дороге. Молодой спрыгнул с подножки, вдвоем они осторожно сняли тело и, привязав к ногам две чугунные гири, столкнули в воду. Снова уселись в пролетку, и старший тронул вожжи.
3
Еще через три дня в Петербурге, на Московской заставе, вспыхнул крупный пожар. Пожар был из тех, которые входят потом в городские хроники; горел электромеханический завод фирмы "Н. Н. Глебов и К°".