Кто‑то помянул Пон‑л'Аббе, и вот так случилось, что прапрадедушка Ле Герн, рожденный в Локмария в 1832 году, материализовался из глубины сознания Жосса, присел рядом у стойки и поздоровался с ним. «Привет», – буркнул в ответ Жосс.
– Помнишь меня? – спросил старик.
– Ага, – пробормотал Жосс. – Я еще не родился, когда ты умер, так что я тебя не оплакивал.
– Слушай, парень, мог бы не оговаривать, все‑таки я твой гость. Сколько тебе стукнуло?
– Пятьдесят.
– Жизнь тебя потрепала. Выглядишь старше.
– Тебя не спросил! И вообще я тебя не звал. Ты тоже страшён был.
– Не груби мне, мальчишка!. Ты знаешь, каков я бываю, если меня разозлить.
– Ага, это было известно всем. Особенно твоей жене, которую ты всю жизнь колотил.
– Ладно, – поморщился старик, – это старая история. Тогда время такое было.
– Черта с два! Это ты сам такой был. Не ты ли ей глаз вышиб?
– Слушай, не будем же мы про этот глаз двести лет толковать?
– Почему бы и нет. Для примера.
– Тебе ли, Жосс, читать мне мораль? Не ты ли ударом сапога чуть не отправил на тот свет человека на набережной Гильвинека? Или я что‑то путаю?
– Это была не женщина, во‑первых, и даже не мужик, это во‑вторых, Это был бурдюк с деньгами, которому плевать, что другие сдохнут, лишь бы деньги грести лопатой.
– Ну да, знаю. Не мне тебя осуждать. Но ведь это не все, приятель, для чего ты меня позвал?
– Я уже сказал, не звал я тебя.
– Ты похож на свинью. Тебе повезло, что у тебя мои глаза, а то врезал бы я тебе. Представь себе, я здесь потому, что ты меня вызвал, только так и никак иначе! Впрочем, мне этот бар не нравится, музыка мне не по вкусу.
– Ладно, – примирительно сказал Жосс. – Заказать тебе стаканчик?
– Если сможешь руку поднять. Потому что, позволь тебе заметить, свою дозу ты уже принял.
– Не твоя забота, старик.
Предок пожал плечами. Он всякого повидал, и этому сопляку не удастся его разозлить. Этот Жосс из породы Ле Гернов, сразу видно.
– Ну, что, – продолжал старик, потягивая свой гидромель, [1]– ни жены у тебя, ни денег?
– Угадал, – ответил Жосс. – А раньше, говорят, ты таким умником не был.
– Это потому, что теперь я призрак. Когда помрешь, узнаешь много нового.
– Что правда, то правда, – пробормотал Жосс, с трудом протягивая руку в сторону официанта.
– Если дело в женщинах, не стоило меня звать, тут я тебе не помощник.
– Да уж догадываюсь!
– Но если ищешь работу, тут ничего хитрого нет, парень. Иди по стопам своих предков. Какого черта ты торчал на катушечной фабрике? Вздор! И потом, с вещами будь осторожней. Снасти еще туда‑сюда, но не катушки и нитки, я уж не говорю о пробках, от них вообще лучше держаться подальше.
– Знаю, – ответил Жосс.
– Пользуйся своим наследством. Продолжай семейную традицию.
– Я не могу быть моряком, – раздраженно буркнул Жосс, – меня выгнали.
– Господи, да кто тебе говорит о море? Можно подумать, в жизни есть только рыба! Разве я был моряком?
Жосс опустошил стакан и задумался.
– Нет, – проговорил он наконец. – Ты был вестником. От Конкарно до Кемпера ты разносил новости.
– Вот именно, парень, и я горжусь этим. Ар Баннур, [2]вот кем я был, вести приносящим.