Марина Александрова - А мы до невесомости крылаты Девочка Грусть

время не сможет ни вылечить, ни спасти 
только внушить нам иллюзию дня и ночи.
ты говоришь, что мне рано ещё грустить,
я говорю, что случилось грустить досрочно.

время  лишь счетчик минут, обещаний, встреч
в сущности  мы назначаем друг другу сроки,
ты говоришь, что не хочешь меня обжечь,
я говорю, что твои не страшны ожоги.

вот и зима на пороге, и новый круг
замкнут не нами, а теми, кто в нас не верит.
ты говоришь, что пора улетать на юг,
я говорю, что со мной ты теряешь время.

так и живём, разрывая календари
время нам мстит, ибо «здесь и сейчас» нарушив,
ты говоришь  будут новые январи
я говорю  мне и мир без тебя
не нужен

У меня  тёплый вечер, коты и сплин,
Бьётся осень в окно как птица.
Закрываю глаза и шепчу: «Аминь.»
Да поможет мне Бог смириться.

Да помогут тебе все дожди, ветра,
Все небесно-земные силы
Не познать одиночества, октября,
И осенней хандры, дождливой.

У меня  постоянство, скелет в шкафу,
Томик Бродского, плед и кресло.
А октябрь роняет всю ночь листву,
Да поможет мне Бог воскреснуть.

Да помогут тебе не сойти с пути
Все светила в огромном небе.
Осыпая октябрьским конфетти,
Вместо пепла, дороги эти.

У меня  листопад, и лишь ты один
На душе, за печалью книжной.
Закрываю глаза и шепчу: «Аминь.»
Да поможет тебе Всевышний

Судьба связала хитрые узлы.
А может просто стала я другая?
Но всё, что я любила, догорая,
Рассыпалось частичками золы.
Остались в небе наши журавли,
А мы синиц не выпустим из клеток.
Судьба навяжет шапочек, пинеток,
А время пролистает феврали.
Мы будем зимовать из года в год
Под крышами высоких серых зданий.
И тайно любоваться журавлями,
Устав от рук и прочих несвобод.
Судьба всё так же вяжет и прядёт,
Укутывая шарфами надежды,
Но мы мечтаем снять с себя одежды,
Как будто оперение не в счёт.
А может просто стала я собой?
Но так или иначе  несмышлёной,
Забытой богом, им же  не прощённой
За свой полёт, небесно-голубой.
Судьба подарит свитер шерстяной.
Под ним, в груди, от глаз чужих, я спрячу
Свою печаль, но так или иначе 
Останусь птицей чьей-нибудь ручной.

Мы молимся иконам и ночам,
И носим украшением на шее
Объятья нелюбимых, как трофеи,
И бусики с осколками сердец.

Но, дрожью, чьи-то руки  по плечам,
А губы  лепестками орхидеи,
Когда душа сжимается и млеет,
Как только что родившийся птенец.

И мы до неприличия честны,
А мы до невесомости крылаты.
Нам хочется нырнуть в прибой закатов,
И высыпать из всех часов песок.

Объятья нелюбимых так длинны!
И сдавливают горло, как канаты,
Но чьи-то руки, искренни и святы
Их рубят, как наточенный клинок.

Мы молимся иконам и ночам,
И пьём до дна вино чужих предательств.
И больно в сердце  пули доказательств
Того, что не могли никак принять.

Но даже нас  однажды приручат,
Стерев с души запреты и печати.
Руками безупречной благодати
Прижмут, согреют и освободят.

Я всем скажу, что ты не виноват 
ни в том, что я пишу строкой, как в прозе,
ни в том, что листопады в эту осень,
в стихах моих, унынием грешат
Я всем скажу, что ты не виноват.

Я всем скажу, что я мертва для чувств,
как этот город мёртв для нас обоих.
И, памятью, он нас в себе покоит,
запомнив наши письма наизусть
Я всем скажу, что я мертва для чувств.

Но в эту осень будет нам тепло 
моя любовь тебе дарует силы.
Я всем скажу, что я тебя любила,
люблю и буду  искренне, светло.
И в эту осень будет нам тепло.

Но если спросят, был ли ты моим,
признаюсь честно  нет, нас было двое,
добавив вдруг, что этого ты стоил,
в реальности моей неповторим
И никогда не будешь ты моим.

Я всем скажу, что ты почти что свят 
не для небес, а для меня, хотя бы.
И в том, что я  душевно стала слабой,
ты тоже ни на миг не виноват
Я всем скажу что ты, как ангел  свят.