Ученица провожала Вирджинию Цукки завистливым взглядом. Это гипноз, это колдовство какое-то когда чувства передаются без единого слова, лишь в безмолвном движении под музыку. Ерзая на стуле, девочка кусала губы, кусала палец, терзала оборки на платье. Гуттаперчевая итальянка без малейших усилий, ловко и отчетливо творила на сцене чудеса. Девочка не могла понять, как это сделано. Незаметно было привычной механики, стыков и соединений, всех тех специальных гаечек и винтиков, что скрепляют танцевальную конструкцию и как правило, заметны осведомленному глазу. Итальянка не показывала виртуозных штучных достижений (хотя именно так и поступали многие балетные артисты) она проживала на сцене жизнь, полную событий. То был не балет поз, но сплошное единое совершенство Казалось, невозможно уж сделать лучше а все-таки каждое последующее pas было безупречнее предыдущего. Взлет в недостижимые высоты и при этом живой естественный юмор. Мечтательность и одновременно трезвый жизненный смысл
В глазах итальянки, в ее детской искренней улыбке отражались все движения трепетной души. Подлинные видно ведь, что подлинные!.. Рядом с Цукки танцевала ее тонкая тень, и какая-то невесомая сверкающая пушинка все порхала подле слоеной воздушной юбки
«Господи, да разве возможно такое сотворить? Все движения как залигованные ноты. А линии изгиб спины, поворот шеи!.. А руки! Нет, она гений, гений! Не могу я даже приблизительно разгадать ее секрета. Только так и выглядит идеал. Выходит, что я ничего не знаю, ничего не умею»
Талант итальянки точно беглый солнечный луч, без разбора, без особого намерения, осветил неизведанные темные углы. Воспитанница балетного отделения никогда раньше в них не заглядывала а ведь там, в сумраке сверкали сокровища
«Теперь-то я знаю, что впечатляет лишь одержимость, лишь фанатизм. Да и еще непременно запомнить! Все чувства должны быть настоящими, это дорогого стоит».
Выйдя тогда из театра, она долго не могла прийти в себя. С отсутствующей улыбкой следила глазами за высоким стройным господином не Гердт ли? Что она? Где она? Вернувшись из того яркого, ошеломительно-прекрасного сценического мира, в этом, тусклом и обыденном, она потерялась. Девочка стояла одна, посреди всеобщей суеты, растерянно озираясь.
Ее задевали, толкали она не чувствовала. Лишь когда совсем близко, почти над ухом, хлопнула дверца отъезжавшей кареты, она отпрянула, огляделась. Словно бы очнувшись, медленно приходя в себя, заторможенной слепой походкой она побрела отыскивать одиночку, которую отец пообещал выслать за ней к театру.
«Я только теперь поняла, что такое балет! прижимая ладони к горевшим щекам, говорила она вечером старшей сестре. Цукки будто поселилась у меня в голове! Поселилась и живет там со своими тонкими ручками!.. Представь пока я ехала домой, она всю дорогу стояла у меня перед глазами. Не знаю, как тебе объяснить, но меня тянет туда где она танцевала! С ней невозможно расстаться то ли с самой Цукки, то ли с ее Лизой. Понимаешь, она вдруг стала мне необыкновенно близка! У меня такое чувство, что ее надо оберегать, что другие не понимают, как она прекрасна. Как я ей завидую! И, слава Богу, у меня теперь есть цель: буду учиться танцевать как Цукки! Потому что она гений подлинный, настоящий гений! Это непередаваемо, что творила она на сцене и даже примерно не смогу я тебе описать! А ведь балет-то комический. Но, понимаешь это было божественно!..»
«Да?..» старшая сестра рассеянно бросала в чашку кусочки наколотого сахара и помешивала, звеня ложечкой.
«Я влюбилась в нее понимаешь по-настоящему влюбилась! И еще: какой чудной Марцелиной был Энрико Чекетти! Я знаю, что это всегда мужская партия но ты только вообрази: маэстро Чекетти в юбке! Это с его-то мускулистыми мужскими ногами! Но как же он был виртуозен! я смеялась все время и восхищалась. А Цукки лучше ее нет на свете!»
«Тебе так понравилась эта итальянка?»
«Понравилась? Я даже не знала, что такое возможно!»
Старшая сестра иронически приподняла бровь.
«Мне кажется, ты слишком восторженна. Может быть, Цукки и впрямь отлично танцует спорить не стану. Но я заметила, например, что иногда она позволяет себе выйти на сцену не слишком-то хорошо причесанной. Да и не молоденькая уже. А для Лизы так и вообще старовата