***
Свет не попадает больше мне на стол
За окном гремит. Снова грозы
В руках остатки моей прозы
И незаконченный роман
О силе жизни одной розы.
В ветрах уныло веет правдой
Но истина звучит милей
А ее путь похож с бравадой
Людей с диковинных далей
Вода дождей невозмутимо льется вниз
Как будто что-то обновляя
Похожая на моря бриз
Что остров скуки омывает....
Не виданная мера лунных слов
В порывах вдохновенья
Не нарушит твоих снов
И как по знаку проведенья
Разрушит цепь твоих оков
***
В общественном транспорте очень часто попадаешь под град деструктивных разговоров. Небо затянуло серым куполом, а солнце сверху греет этот купол. И все мы варимся в одном большом вакууме, пока преодолеваем дорогу и время В троллейбусе позади меня сидели очень экстравагантные женщины за пятьдесят с лишним лет. Цветовая гамма их стиля могла свести художника с ума. Я оценил все это, когда вошел в транспорт и присел на свободное место, специально поближе к этим красоткам. Неподалеку еще сидел один старик с каким-то яростным выражением глаз, которые виднелись из под густых седых бровей. Я не знаю откуда женщины черпали темы для разговоров, но, по-видимому каждый думал о своем и просто в слух высказывал это.
Эта ничтожная пенсия. За нее хлеба не напасешься. А депутаты думают, как бы уехать за кордон с нашими миллиардами. говорит одна.
Ага. Мне Светка, соседка моя, сестра Олежки Гуревича Ой, вот он прекрасный мужчина Так Светка говорит, что уже не раз пыталась прыгнуть с балкона
Вы что?! Верите Светке? Она же живет на первом этаже, под вами как раз. И балкона у нее нет. Это же соседка Ваша.
Так я ж и говорю, пыталась. Но не получалось. Дважды.
Они помолчали пару секунд.
Сон мне снился, начала первая, Пашка кабана домой принес. И через два года он машину купил. Иномарку
Ага, ага. кивает другая. А мой Володя, помню, дом построил. А потом и сгорел вместе с домом. Еще Валька тогда холодец делала, ей не хватало желатина. Как сейчас помню было. Скверный у нее холодец
Дура ты старая! закричал на весь троллейбус дед, что меня аж передернуло всего. Володя уехал работать! А ты его за день уже третий раз сжигаешь! Вообще умом тронулось?! Сидела бы и молчала!
Женщины округлили свои глаза и впредь весь свой оставшийся путь молчали, спокойно глядя в окошко. А дед, после своего монолога, отчетливо пробурчал себе под нос: «Светка, Светка Как бы не я, уже б давно перекинулась через балкон»
И только одному Богу было известно, насколько крепко дед удерживает Светку
***
Рим пал Карфаген пал И у Виктора Степановича тоже пал Он не думал, что это будет последнее его фиаско из всех страдальческий моментов его жизни. Об этом смешно говорить, но не думать. Так и он. Говорил, но не думал. В пределах комнаты, где он находился, не было пространства для лишних дум. Поэтому он думал о работе. Так было легче, так было нужно. Лампа накаливания озаряла его бумаги, исписанные каллиграфическим почерком о том, чего он сам не знал. Временами он нервно посмеивался, но сам себя останавливал, потому что знал, что нервничать нельзя. Да и ни к чему Вечер спрятал солнце и вывел на улицу нечистоты, порождавшие романтику и тьму А Виктор Степанович думал о путешествии на край ночи. Но не о произведении Луи Селина, а о своей индивидуальной ночи, где мир лишен пороков и он снова на коне. Весь этот вечер с его знакомой обошелся без слов. Все было как обычно. Ужин, музыка, цветы, романтика. Танец, поцелуи и душевный свет. Но чего-то вроде не хватало Виктору.
Ни разговоров о литературе и искусстве
Ни анекдотов, давящих на мозг
Ни взглядов томных и весомых
Ни запаха его носков
Виктору не хватало другого, чего-то своего, самобытного. Чего-то, что он прятал от всех за тонной огорчения и бед. Чего-то не похожего на все, что было в его жизни с ним Но, что-то, что испытал он раз в душе и испугался вновь узнать Он знал, без этого нельзя, но делал все на автомате Старался отводить глаза и думать только о лопате Которой закопал он сам себя и чувства сердца своего
***
Мы ехали на машине и молча рассматривали меняющийся пейзаж за окном. Я хотел что-то сказать, но побоялся выглядеть глупо. В голову ничего не приходило. Я подумал, что и говорить ничего не стоит. Молчание было приятным и не напрягающим. Она сидела за рулем и никак не хотела, чтобы я ее сменил. Временами она улыбалась мне, когда замечала тоску в моих глазах. Я ничего не понимал, поддавался ее завораживающей улыбке. Дорога порой была отличной, ровной и зеркальной. А иногда разбитой, извилистой и грязной. Но мы преодолевали ее с особыми усилиями и при этом находили повод, чтобы улыбнуться или посмеяться от души. Срывался дождь и тут же мог прекратиться. А потом снова польет из очередной грузной тучи, висевшей аккурат над головой. Вон, видишь те горы, с заснеженными вершинами? спросила она меня. Да. ответил я, всматриваясь в даль. Так вот представь, что горы это твои цели. А снег это твои иллюзии. Очисти свои цели от иллюзий, и ты увидишь все скрытые опасности этих гор. А вот, смотри, густой лес. продолжала она. Это твои эмоции. Попробуй мысленно убрать его. И тогда ты сможешь увидеть подножие цели. А перед тобой будет целое пространство чистых чувств.