Среди них были шлюзы и люки, датчики приборов, гнезда для двух катеров, которым предстоит осуществлять посадки на планету, а также паутина бассердовского двигателя, пока еще свернутая. Основание конуса было достаточно широким, так как там среди прочего хранилось реактивное топливо, но корабль был слишком длинным, чтобы это было особенно заметно.
На острие кинжала развернулось веером сооружение, которое отдаленно напоминало баскетбольную корзину. Его обод служил опорой для восьми решетчатых цилиндров, направленных к корме. Это были трубы-ускорители, которые разгоняли реактивное топливо, когда корабль двигался на обычных межпланетных скоростях. «Корзина» заключала в себе приборы управления и энергетическую установку системы реактивного двигателя.
За ними тянулась рукоять кинжала, более темного оттенка, которая заканчивалась сложной головкой. Эта последняя представляла собой бассердовский двигатель. Остальное было защитным кожухом, предназначенным защищать от радиации двигателя, когда он будет включен.
Такова была «Леонора Кристина», седьмой и новейший из кораблей этого класса. Внешняя простота, продиктованная сущностью ее предназначения, была столь же обманчива, как простота человеческой кожи. Внутри корабль был сложен и хрупок. Со времени появления в середине двадцатого столетия самой идеи подобного корабля прошло, пожалуй, миллион человеко-лет мысли и труда, направленных на ее реализацию. При этом некоторые из работавших над проектом людей обладали интеллектом, сравнимым с умом любого гения, существовавшего до них. Хотя к моменту начала постройки «Леоноры Кристины» уже имелись практический опыт и необходимые средства и инструменты, и хотя технологическая цивилизация к этому времени достигла фантастического процветания (некоторое время ее не отягчала угроза войны) — все же стоимость корабля никак нельзя было назвать незначительной, и это служило причиной недовольства.
Корабль кружился по орбите вокруг Земли, а Вселенная охватывала его мощной громадой, простираясь во все стороны. Отвернувшись от солнца и планеты, вы видели прозрачную темноту, более огромную, чем у вас хватало смелости понять. Она не была непроглядно черной; существовали отражения света внутри ваших глаз; но это была предельная ночь, которую милосердное небо нашей планеты скрывает от нас. Немигающие звезды усеивали ее, сияние их было холодней льда. Звезды, достаточно яркие, чтобы их было видно с поверхности Земли, в космосе явственно демонстрировали свои цвета: сине-стальная Вега, золотая Капелла, тлеющий уголь Бетельгейзе. Здесь были видны другие, менее яркие звезды, и их было так много, что непривычный человек терял среди них очертания знакомых созвездий. Ночь была полна солнц.
Млечный Путь опоясывал небеса льдистым серебром; и Магеллановы Облака не были смутным мерцанием, но клубились и сияли; и туманность Андромеды ярко сверкала сквозь расстояние больше миллиона световых лет; и вы чувствовали, как ваша душа тонет в этих глубинах, и торопливо возвращали взгляд в окружающую вас уютную каюту.
***
Ингрид Линдгрен появилась на мостике, ухватилась за поручень и повисла в воздухе.
— Явилась для несения службы, мистер капитан, — формально отрапортовала она.
Ларс Теландер обернулся, чтобы поприветствовать ее. В невесомости на его тощую неуклюжую фигуру стало приятно смотреть, как на рыбу в воде или летящего в небе ястреба. Если бы не это, он ничем бы не отличался от любого седоволосого мужчины пятидесяти с лишним лет. Ни он, ни Линдгрен не позаботились прикрепить знаки отличия к комбинезонам, которые были стандартной рабочей одеждой на борту корабля.
— Здравствуйте, — сказал он. — Надеюсь, вы хорошо провели отпуск.
— Разумеется. — Ее щеки порозовели. — А вы?
— Ммм… нормально.