Во всяком случае, если верить фотографиям. Только там холмы черные...- Да, черные...Арвид еще раз взглянул на далекие горы, и по его бесстрастному лицу скользнула легкая, еле заметная усмешка. Его собеседник тоже усмехнулся, но уже широко и беззаботно, и мотнул головой:- И все-таки, Арвид, вы не правы. Карадаг - это не лакированная картинка. Недаром гражданин Волошин не мог без него жить. А у покойного, я вам скажу, было чутье...Арвид наконец оглянулся и соизволил бросить беглый взгляд на Черную гору:- Может быть... Вы с ним, с Волошиным, здесь познакомились?Василий Ксенофонтович охотно кивнул и вновь улыбнулся, словно это воспоминание доставило ему явное удовольствие.- Именно здесь. Как раз десять лет назад. Я пришел к нему с тетрадкой стихов... Так сказать, к мэтру.- Сами писали?Вопрос, явно не очень почтительный, заставил альбиноса возмущенно взмахнуть рукой, но тон, которым он отреагировал, был совсем иным спокойным и наставительным:- Естественно, сам... Арвид, дорогой, такие, как Волошин, - это вам не одуревшие от ненависти беглые врангелевцы. Поймите, это был интеллектуал, умница! С такими можно работать только в полную силу! Я писал эти стихи два месяца. Он же должен был мне поверить! Такие мастера чувствуют неискренность за версту!- Тогда не понимаю, - крепыш чуть дернул щекой и недобро сощурился. - Чтоб Волошин вам поверил, вы должны были писать слезливые триалеты по поводу погибшей матушки-России, или что он там еще любил оплакивать?.. А вы говорите - неискренность...- Да нет же! - Василий Ксенофонтович даже привстал. От волнения акцент в его речи стал более заметен, и даже вновь упавшее с плеч полотенце оставило альбиноса равнодушным:- Если бы я, дорогой Арвид, написал что-либо подобное, он бы понял! Нет, я писал о том, во что верил, - иначе нам с ним говорить было бы не о чем!- Интересно, о чем? О мировой коммуне? О Красной Армии?- Да! Я верил в это! И он тоже мне поверил! Таким, как он, важно не содержание, а искренность, поймите! Арвид, там, где вы бываете, вам еще придется беседовать с такими, как Волошин. Не ошибитесь! Их не провести, это вам не генерал Тургул и не атаман Семенов. Говорите только правду или молчите! Волошину понравились мои стихи, он даже предложил кое-что отправить в какой-то журнал...- Но это не входило в план операции, - вновь криво усмехнулся крепыш.- Да, это не входило в план операции. Но главное - он мне поверил. А дальше все было достаточно просто...- Почему же его не взяли?- Из оперативных соображений, - Василий Ксенофонтович наконец-то вспомнил об упавшем полотенце и заботливо водрузил его на место:- Сам он был, в общем, уже не опасен. А вот вокруг него увивались некоторые весьма любопытные личности. Впрочем, проживи он еще годик, ему бы вспомнили кое-что. Хотя бы стихи о крымской чистке...Усмешка исчезла с лица Арвида, губы сжались в узкую полоску, он медленно покачал головой:- Да, помню... Но ведь он писал правду? Ведь это было?- Было... - ответ прозвучал глухо, словно отдаленное эхо.- Говорят, тогда погибло больше сотни тысяч... Поверили в амнистию... Или это было нужно революции?- Это было нужно революции... - вновь прозвучало негромкое эхо.Разговор вновь прервался. Арвид по-прежнему смотрел на пологие склоны серых холмов. Василий Ксенофонтович курил, то и дело бросая на своего молодого собеседника короткий внимательный взгляд.- Как вам японцы? - вопрос прозвучал неожиданно, но крепыш даже не стал отвечать, ограничившись легким движением плеч, что должно было, вероятно, означать что-то вроде "ничего особенного"...- Нет, но все-таки... - альбинос не отставал и даже подсел поближе. Какие-нибудь сложности? Неувязки?- Нет, - ответ прозвучал холодно и спокойно.