— И что же тут забавного?
Клиф отступил назад, подобрал отвертку и, держа ее на весу двумя пальцами, заметил:
— А то, что я видел, как винт свернулся назад — на ту же восьмую дюйма — и плотно вошел в гнездо.
Мэри Энн начала терять терпение. Она сказала:
— Ох, уж эти умники! Если вам так нужно его открыть, почему вы не воспользуетесь паяльной лампой?
На одной из скамеек действительно лежала паяльная лампа, и на нее-то и указывала Мэри Энн.
Вообще-то идея применить паяльную лампу к Малышу показалась бы мне такой же нелепой, как идея попробовать ее действие на самом себе. Но меня мучила одна мысль, которая, по-видимому, мучила и Клифа — мы оба думали об одном и том же.Малыш не желал, чтобы его открывали!
Клиф сказал:
— Что ты об этом думаешь, Билл?
Я сказал:
— Не знаю, Клиф.
Мэри Энн сказала:
— Поторопись, тупица, мы не попадем в театр.
Тогда я взял паяльную лампу и открыл кран кислородного баллона. Все это было похоже на убийство друга.
Но Мэри Энн остановила меня, заявив:
— До чего же глупы бывают мужчины! Смотрите, у вас все винты вывинчены. Вы, наверно, вертели отвертку в обратную сторону.
Вы, конечно, понимаете, что только идиот может вертеть отвертку в обратную сторону. Но я не люблю противоречить Мэри Энн, поэтому я сказал только:
— Мэри Энн, не стой так близко к Малышу. И вообще, почему бы тебе не подождать за дверью?
Но она воскликнула:
— Смотрите!
И на ладони у нее оказался винт, который она вытащила прямо так, руками, из наружной стенки Малыша.
Клиф сказал:
— Господи помилуй!
Они выползали — все двенадцать винтов, сами по себе, подобно крохотным червякам, медленно выворачиваясь из своих отверстий, а затем выпали. Я подобрал их все, за исключением одного, самого последнего, на котором висела, болтаясь, передняя панель, пока я не подхватил ее. Затем и этом винт выпал, и панель нежно плюхнулась в мои объятия. Я осторожно поставил ее на пол.
Клиф сказал:
— Он это сделал нарочно. Он услышал, как мы говорили о паяльной лампе, и сдался.
Его пухлое, обычно розовое лицо побелело. Я тоже чувствовал себя неважно.
Я сказал:
— Что он пытается скрыть от нас?
— Не имею ни малейшего представления.
Мы нагнулись над его открытым нутром и стали смотреть. Я слышал, как носок туфли Мэри Энн опять забарабанил по полу. Я взглянул на свои часы и самому себе был вынужден признаться, что времени у нас в обрез. В сущности у нас его совсем не оставалось. И вдруг я сказал:
— У него появилась диафрагма.
Клиф спросил:
— Где? — и склонился ниже.
Я указал.
— И громкоговоритель.
— Это ты их вставил?
— Конечно, нет.
Мне ли не знать, какие детали я вставляю.
— В таком случае как они сюда попали?
Мы сидели на корточках и препирались.
Я сказал:
— Наверно, он их сам вставил. Может, он их выращивает? Посмотри-ка.
Я указал на две спирали, расположенные на некотором расстоянии друг от друга и напоминавшие два тонких свернутых пожарных шланга. Только шланги эти были металлические. На концах каждая спираль разветвлялась на пять или шесть тончайших нитей, в свою очередь закрученных в спиральки.
— И это тоже не твоя работа?
— Конечно, не моя.
— Что это такое?
Он знал, что это такое, и я знал. Что-то ведь должно было тянуться за необходимым материалом, из которого Малыш мастерил себе детали, и что-то протянулось за телефоном, когда тот зазвонил. Я подхватил переднюю панель и еще раз осмотрел ее. В ней появились два отверстия, прикрытых квадратными кусочками металла, свободно укрепленными на шарнирах так, что их легко было отодвинуть. Я просунул в отверстие палец и пошевелил им перед носом Клифа, добавив:
— И это тоже не моя работа.
Мэри Энн выглядывала из-за моего плеча; вдруг, без всякого предупреждения, она протянула руку и…
Я в это время вытирал испачканные маслом пальцы о бумажную салфетку и не успел остановить ее.