Яснее не скажешь. Если удастся удержаться у власти (и для того, чтобы удержаться), необходимо сосредоточить в руках все богатства страны (что уже и делалось), весь хлеб, все продукты, все жилье, в общем, все, от чего зависит просто выживание, а затем распределять это так, чтобы всего только за хлебную карточку изголодавшийся и униженный голодом человек пошел бы работать и вообще делать все, что прикажут. Гениально и просто. Хотя еще не совсем ясно, на кого все-таки этот блестящий принцип распространяется? Слово «капиталист», «буржуй», «кулак» — понятия какие-то неопределенные, да и сам Ленин, запутавшись в ярлыках, никак не мог эти понятия четко обозначить с точки зрения дохода, жалования, общего состояния, опустив нижнюю границу определения «богатые классы» до дохода в 100 рублей в месяц. И чтобы ни у кого не оставалось сомнения, кто же все-таки является главным объектом грабежа и насилия, Ленин, без всяких недомолвок, разъясняет: «От трудовой повинности в применении к богатым власть должна перейти, а вернее, одновременно должна поставить на очередь применение соответствующих принципов (хлебная карточка, трудовая повинность и принуждение) к большинству трудящихся рабочих и крестьян… Следует добиваться подчинения, и притом беспрекословного единоличным распоряжениям советских руководителей, диктаторов, выбранных или назначенных, снабженных диктаторскими полномочиями…»
У членов ЦК от страха белели губы. Это уже не классовая борьба, это — война, объявленная всему народу. Во-первых, это опасно, а во-вторых… «Но что же останется от России? — в ужасе лепечет верный Бонч-Бруевич. — Ведь это означает полное уничтожение России в том виде, в каком она существовала 1000 лет…»
Резким движением Ленин засовывает большие пальцы рук за проймы жилетки, пиджак распахивается, щелочки глаз колюче и недобро смотрят на Управляющего делами СНК. Остальные молчат «Запомните, батенька, — говорит Ленин, обращаясь к Бонч-Бруевичу, но так, чтобы слышали все, — запомните НА РОССИЮ МНЕ НАПЛЕВАТЬ, ИБО Я — БОЛЬШЕВИК!» Это любимое выражение Ленина стало девизом его сообщников, которые любили повторять его и к месту, и не к месту, пока Иосиф Виссарионович не заткнул им глотки пулями, поскольку эта страшная фраза Ленина никак не стыковалась со сталинской «еретической» теорией о возможности «построения социализма в одной стране». Итак, война была объявлена. Одним мигом была порушена вся, складывавшаяся десятилетиями, инфраструктура городов, замерли все виды торговли, прекратила существовать сфера обслуживания. Домовладельцы и хозяева гостиниц, кому не удалось бежать, были либо убиты, либо арестованы, либо, в лучшем случае, выброшены на улицу. Разбитыми или забитыми фанерой витринами смотрели на пустынные заснеженные улицы некогда известные всей Европе магазины и рестораны, первоклассные отели, гостиницы и клубы. Но не только они. Магазинчики, лавки, постоялые дворы, мастерские и ателье, меблированные комнаты и пансионаты — все прекратило свое существование. Естественно, что из продажи мгновенно исчезло все, и прежде всего — хлеб.
«Что такое подавление буржуазии? — разъяснял Ленин. — Помещика можно подавить и уничтожить тем, что уничтожено помещичье землевладение и земля передана крестьянам. Но можно ли буржуазию подавить и уничтожить тем, что уничтожен крупный капитал? Всякий, кто учился азбуке марксизма, знает, что так подавить буржуазию нельзя, что буржуазия рождается из товарного производства; в этих условиях товарного производства крестьянин, который имеет сотни пудов хлеба лишних, которые он не сдает государству, и спекулирует — это что? Это не буржуазия?.. Вот что страшно, вот где опасность для социальной революции» И, конечно, уничтожив всю систему торговли в стране, любую продажу продовольствия немедленно объявили спекуляцией (прекрасное слово, которое победным маршем шло к коммунизму все 74 года существования режима, пережив сам режим и, кажется, обеспечив себе бессмертие в пашей стране).
Уже 10 ноября 1917 года спекулянты объявляются врагами народа, а через три месяца в декрете, подписанном Лениным, дается ясное указание: «спекулянты… расстреливаются на месте преступления»
И на домах, на заборах, на фонарных столбах — повсюду забелели приказы: «Конфискация всего имущества и расстрел ждет тех, кто вздумает обойти существующие и изданные советской властью законы об обмене, продаже и купле…»