Матях Анатолий
Анатолий МАТЯХ
[1]
Черенок критически оглядел диковинную конструкцию. Рама ничем не напоминала тележную, и три широких деревянных колеса без спиц тоже сидели как-то неправильно. Четвертое лежало на чурбаке, из которого и были вырезаны колеса, и гном, высунув язык, тщательно подбивал его мхом.
- Чардан, а зачем мох-то?
- Hадо - значит, надо, - гном смахнул с бороды приставшие зеленые комочки, отложил молоток и полез в кисет, висящий на поясе.
- Одного они делать толком не умеют, - вздохнул Чардан, - так это табак растить. Такую дрянь курят, смотреть тошно, не то, что нюхать... - он набил трубку, сунул в нее вечную головешку и смачно затянулся.
Клубы зеленого дыма стекали вниз по всклокоченной бороде, срывались с кончиков волос и уносились в траву, сплетаясь немыслимыми узлами. Лесовик поежился: ему и на этот табак смотреть было тошно, к тому же он, как и все лесовики, терпеть не мог огня.
- Чардан... А как оно, у них-то? Лесов много?
- Мало. Много меньше нашего. Пожгли, повырубили... Ты уж прости, что такое рассказываю, но сам спросил. Я отвечаю, как есть.
Черенок снова поежился, едва не пуская корни. Поднять руку на сам лес... Так им, людям, и надо. Вот только - лес...
- Правильно их выгнали, - буркнул он вслух.
- Эге. Выгнать-то выгнали, а сами потихоньку подглядываем, подворовываем...
- А можно и забыть! - запальчиво сказал лесовик. - Вот ты зачем эту телегу мастеришь? Чего в ней хорошего?
- То, что люди - дураки в одном, не делает их дураками вовсе, философски заметил гном. - И это не телега будет, это - автомобиль!
- Чего мобиль? - скривился Черенок.
Гном негодующе фыркнул, выпустив кольцо розового дыма:
- Сам будет ездить, дубина ты зеленая. Вот чему у людей учиться надо: на месте они не сидят, все придумывают, как бы им жить сподручнее и веселее. А мы... Как жили тыщу лет назад, так и сейчас живем. И то - мечи ковать разучились!
- А зачем тебе меч? Кого рубить будешь?!
- Да не в мече дело, пойми ты меня, наконец, правильно! С тех пор, как ушли люди, мы не придумали ничего, ни-че-го нового, только старое позабывали. А когда-то они у нас учились!
Лесовик он негодования пустил росток под колесо, но тут же взял себя в руки:
- Как же, ничего нового! А Hочной Мотылек? Разве она старые песни поет?
- Мотылек... - в глазах гнома зажегся мечтательный свет, - она новые песни поет... Да все про старые времена. Hичего сейчас нет такого, про что стоило бы петь. А у людей даже мосты - как песни, если бы Груми увидал, с горя бы под своим и утопился. То есть, не с горя, а от зависти.
- Так что нам теперь, учинить войну и пойти рубить деревья?!
- Дались тебе эти деревья... Я же не говорю, что нам надо жить, как люди. Hадо брать, - гном сомкнул растопыренные пальцы, - лучшее.
Чародей сунул сучковатый посох, испещренный рунами, в самую гущу веток, и они занялись, освещая собравшихся. Пришли даже молчаливые тролли с северных гор, все были здесь, и те, кому не досталось места на поляне, сверкали глазами между деревьев и свешивала уши с низких веток.
- Рассказывай, молодой Чардан.
- Чего тут рассказывать...
Сбоку недовольно забурчали, но чародей поднял руку, призывая тишину. Голоса смолкли.
- Рассказывай по порядку. Что видел, где был.
- Hу... - гном полез за трубкой. - Значит, так.
Теперь смолкли даже голоса, пробивавшиеся через тишину.
- Появился я ровно посреди улицы. Городище у них огромный, дома повыше деревьев будут. Гляжу - несется на меня что-то здоровенное, ревет, воет, сердце так в пятки и прыгнуло. Эх, как рванул я с дороги, перемахнул на едином дыхании через заборчик... Потом только, когда отдышался, докумекал: это повозка механическая была, на колесах, неживая.