Вес собственного тела обрушился на меня тяжелым молотом, и я рухнул назад в невесомый гель. Взмахнув руками, я больно ударился локтем о стенку резервуара и вскрикнул. Комки геля забились мне в нос и в рот. Закрыв рот, я ухватился за рукоятку люка, но гель был везде: в глазах, в носу, обжигал горло, скользкой массой облеплял руки. Сила тяжести разжала мою ладонь, вцепившуюся в рукоятку люка, и навалилась на грудь многократной перегрузкой, вжимая обратно в гель. Тело судорожно забилось в тесном резервуаре. Невесомый гель? Да я тонул!
Вдруг я почувствовал, как меня подхватили чьи‑то сильные руки и вытащили на поверхность. Пока я, отфыркиваясь, ощупывал грудь, убеждаясь, что на ней нет ран, мне довольно грубо вытерли полотенцем лицо. Теперь я мог видеть. Впрочем, я оставил это удовольствие на потом, а для начала решил исторгнуть содержимое резервуара из носа и горла. Где‑то полминуты я сидел, опустив голову, выкашливая гель и пытаясь понять, почему все такое тяжелое.
– Ну вот, никакая подготовка не помогла. – Жесткий мужской голос. Из тех, что можно услышать только в исправительных учреждениях системы правосудия. – И чему вас учат в Корпусе чрезвычайных посланников, Ковакс?
Только теперь я все понял. На планете Харлан Ковач – фамилия распространенная. Все знают, как произносить её правильно. А этот мужчина не знал. Он говорил на амеранглике, растягивая гласные, не так, как на Харлане. Но даже с поправкой на это мою фамилию он изуродовал, произнеся на конце твердое «кс» вместо мягкого славянского «ч».
И здесь все очень тяжелое.
Это откровение проникло в мое затуманенное сознание как кирпич, вдребезги разбивающий матовое стекло.
Я на другой планете.
Итак, Такеси Ковача (а точнее, его оцифрованный мозг) переправили куда‑то очень далеко. А поскольку Харлан является единственной обитаемой планетой в системе Глиммера, это означает межзвездный скачок…
Куда?
Я огляделся вокруг. Простые неоновые трубки, подвешенные к бетонному потолку. Я сидел в открытом люке цилиндрического резервуара из тусклого металла, напоминая древнего авиатора, забывшего одеться перед тем, как залезть в кабину биплана. Цилиндр оказался одним из двадцати, установленных в ряд вдоль стены. Напротив находилась массивная стальная дверь. Запертая. Воздух был сырой и прохладный, бетонные стены не покрашены. На Харлане помещения выдачи оболочки по крайней мере радуют глаз мягкими тонами, а обслуживающий персонал любезен и учтив. В конце концов, считается, что ты отплатил долг обществу. И минимум, что тебе могут дать, – это солнечный старт в новую жизнь.
Однако в стоящей передо мной фигуре ничего солнечного не было. Под два метра ростом, мужчина выглядел так, будто всю сознательную жизнь сражался с болотными пантерами, пока ему не представилась эта вакансия. Мышцы вздувались на руках и груди бронежилетом, а на коротко остриженной голове красовался шрам, зигзагом молнии пересекавший череп и скрывавшийся за левым ухом. Он носил свободную чёрную одежду с погонами и круглым значком на груди. Глаза, не уступавшие цветом одежде, следили за мной с жестким спокойствием. Мужчина помог мне сесть и тотчас отступил назад, чтобы я не смог до него дотянуться, – точно по инструкции. Судя по всему, он давно занимался этим делом.
Зажав одну ноздрю, я высморкал из другой гель.
– Вы не собираетесь сказать, где я нахожусь? Зачитать мои права и тому подобное?
– Ковакс, пока что у тебя нет никаких прав.
Подняв взгляд, я увидел мрачную усмешку, разрезавшую пополам лицо мужчины. Пожав плечами, я высморкал вторую ноздрю.
– Но вы хотя бы скажите – куда я попал?
Поколебавшись, мужчина взглянул на пересеченный полосками неона потолок, как бы проверяя информацию перед тем, как передать мне. Затем, словно в зеркальном отражении, он повторил мое пожатие плечами.
– Скажу.