Дубов Николай Иванович
ДУБОВ НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ
1
Несчастья свалились на Антона одно за другим.
Тетя Сима вернулась с работы озабоченная и взбудораженная. Разогревая обед, она запела: "Шуми, шуми, послушное ветрило, волнуйся подо мной, угрюмый океан", а потом так задумалась, что котлеты, и без того маленькие, пережарились и стали похожими на пуговицы.
На памяти Антона тетя пела один-единственный раз. Случилось это за обедом. Принесли почту, папа взял "Известия", а конверт протянул тете:
- Тебе, Сима.
Тетя оседлала нос пенсне, прочитала адрес на конверте, покраснела и сказала:
- Простите, я сейчас, - и ушла в свою комнату.
Вскоре оттуда долетели очень странные, ни на что не похожие звуки.
- Плачет? - встревожилась мама.
- Нет, поет, - сказал папа.
Это было так же неожиданно и удивительно, как если бы вдруг запела голая бетонная тетка с веслом, зачем-то поставленная в пионерском саду. Разумеется, на ту бетонную тетку тетя Сима совсем не похожа. Она как раз очень худая, строго и всегда одинаково одетая: черная юбка, белая блузка с длинными рукавами и воротничком, закрывающим все горло. На блузке кармашек для пенсне. Пенсне у нее старомодное, не с защипками, а с дужкой над переносицей. Точь-в-точь как на портретах у Чехова. Папа говорил, что так раньше одевались курсистки. Тетя и в самом деле была курсисткой, только очень недолго: началась революция и курсы то ли закрыли, то ли переименовали. Она очень гордилась тем, что была курсисткой, и всегда одевалась так, как одевалась когда-то, еще молоденькой девушкой. Мама много раз пыталась убедить ее сшить современное платье. Тетя Сима отклоняла все предложения:
- В моем возрасте смешно гнаться за модой. Нет ничего хуже, чем быть смешной. "Смешное убивает", - сказал один великий человек...
Тетя перестала петь. Это было хорошо, потому что и самый великий музыкант не нашел бы мелодии в ее пении. Вернувшись к столу, она сказала, что получила письмо от друга своей юности, он приезжает сюда на несколько дней и, наверное, навестит ее.
- Бывший жених, что ли? - спросил папа.
- Одно время нас считали женихом и невестой, - сказала тетя Сима и снова покраснела. - Сейчас это не имеет никакого значения. Просто он очень интересный человек.
В течение нескольких дней тетя без конца говорила, какой это замечательный человек и как хорошо, что они с ним познакомятся. В день его прихода она ужасно волновалась, начала готовить какой-то необыкновенный торт, без конца бегала к соседке советоваться и так над ним хлопотала, что в конце концов торт получился твердым, как кирпич, и ей пришлось сходить в "Гастроном" за готовым.
Бывший жених пришел вечером и оказался лысым толстым человечком с тусклым голосом. Он все время потел, очень много и громко ел и монотонно жаловался. На жизнь, маленькую зарплату, своих сослуживцев, соседей по квартире и на все, о чем бы ни заговорили.
Тетя смотрела на него сияющими глазами и говорила ему "ты". Это было непонятно, потому что из всех людей, каких знал Антон, она говорила "ты" только своему брату, папе Антона, и самому Антону. Даже маме она всегда говорила "вы". Тетя пыталась заговаривать о литературе, о прошлом, то и дело восклицала: "А помнишь?.."
- Да, да, конечно, - рассеянно отвечал бывший жених и снова принимался за еду.
Тетя перестала наконец восклицать, сникла, будто еще сильнее постарела, и только подкладывала гостю на тарелку. Тот съел все дочиста, пожаловался на колит, повышенную кислотность и ушел. Не зажигая света, тетя полчаса просидела одна в своей комнате, а когда вышла в кухню мыть посуду, глаза у нее были красные.