– Трижды… И что же вам отвечали?
– Что я слишком ценный специалист, – я дернул уголком рта.
– Переживаете? А зря. Вы действительно ценный специалист, и теперь у вас есть возможность это доказать.
– В каком смысле?
– В самом прямом. В скольких экспедициях по поиску алмазных месторождений вы участвовали?
– В двух. Был в Сибири, а потом на Западном Урале. В тридцать восьмом.
– В Сибири – это с Соболевым ( Владимир Степанович Соболев – один из крупнейших советских геологов. Высказал предположение о близости геологического строения Сибирской платформы и Южной Африки и о вероятном распространении алмазоносных кимберлитов на Сибирской платформе – авт. )?
– Да. Знаете, есть мнение, что там могут быть богатые алмазные месторождения – Соболев обнаружил на Сибирской платформе ультраосновные породы, схожие с теми, что встречались в Южной Африке. А именно к таким породам приурочены крупные алмазные месторождения. И теперь Соболев…
– Кстати, Соболев хорошо о вас отзывался, – перебил меня Стерлигов. – И в Алмазном бюро ( организация, созданная при Государственном комитете по делам геологии для координации действий всех экспедиций, занимающихся поисками алмазов на территории СССР– авт. ) вас рекомендовали… Сказали, что вы очень перспективный и толковый сотрудник, и что вы подойдете для решения стоящей перед нами задачи как нельзя лучше. Вы молоды, но при этом уже достаточно авторитетны в мире науки, имеете опыт продолжительных экспедиций…
– Последнее-то как раз неудивительно – я ведь все-таки геолог. Но, позвольте… Рекомендовали для чего? Для решения какой задачи?
Стерлигов откинулся на спинку стула.
– Вам предстоит отправиться в экспедицию. Вы согласны?
Экспедиция?! Сердце радостно екнуло. Наконец-то! Наконец-то настоящее дело – а не протирание штанов в хранилище. Может быть, и в самом деле будет от меня хоть какая-то польза…
– Конечно же, согласен! А что за маршрут? – жадно спросил я. – Какие сроки?
– Не все сразу, – сказал Стерлигов. – Прежде нужно выяснить еще кое-что…
И неожиданно отчеканил:
– Что вы можете сказать о Прохорове? Об Иннокентии Евгеньевиче Прохорове?
– Ну…, – я замялся.
– Что? Скажите, что он отличный специалист по алмазам, – вперился взглядом мне в глаза Стерлигов. – Что его имя знают ученые всего мира. Что он помогал вам в работе над кандидатской…
У меня по спине побежали мурашки. Прошло уже несколько лет с момента ареста Прохорова – но поверить в предъявленные ему обвинения я так и не смог. Чтобы Иннокентий Евгеньевич скрывал данные о месторождениях? Абсурд!
– Прохоров обвинен, и сейчас… отбывает наказание.
– Совершенно верно, – спокойно кивнул майор. –Официальная версия именно такова.
Я не сразу понял, что он сказал. А потом, когда смысл его слов дошел до моего рассудка, я едва не вскочил.
– Что значит – официальная версия? То есть он что, не… он не…
– Он не в лагере, вы хотите сказать? Именно так – не в лагере. Скажу вам больше: немного есть мест, отстоящих от лагеря дальше, чем то, где Иннокентий Евгеньевич сейчас выполняет важное задание партии и правительства. И вот еще что – мало кто из геологов может сказать, что принес Родине такую же пользу, как товарищ Прохоров.
– И… и где же он сейчас находится?
– В Экваториальной Африке, – сказал Стерлигов. – Если быть точным, то в Анголе.
* * *
Мерно постукивали висящие на стене часы. Стерлигов стоял возле окна, стекла которого крест-накрест пересекали широкие бумажные полосы, я по-прежнему сидел за столом. Передо мной остывал стакан жидкого чая, по цвету лишь немного отличающегося от пустого кипятка. Чай принес Круминьш – постучал, поставил на стол два стакана и удалился.