Но что же делать, если у нас в городе никто из великих людей не родился, не венчался, не жил, не изобретал, не ставил мировых рекордов? Не могу же я тебе родить Бусю Гольдштейна или женить Онорэ де Бальзака, а тем более дать квартиру Чайковскому. И кончим этот бесполезный спор. Я занята и устала. Нету у нас ничего этого. Нету.
П е р с ю к о в. А если бы было?
Е с а у л о в а. Ну, если бы да кабы...
П е р с ю к о в. Но все-таки. Что бы ты тогда делала?
Е с а у л о в а. Была бы очень рада. (Берет папки.) Нуте-с, товарищи, вернемся к водопроводу.
П е р с ю к о в. И ты это можешь подтвердить перед своими избирателями?
Е с а у л о в а. Что подтвердить?
П е р с ю к о в. То, что ты была бы тогда очень рада!
Е с а у л о в а. Ты видишь - я занята. Ты сегодня какой-то, честное слово, невменяемый.
П е р с ю к о в. Нет, вменяемый. Говори прямо: можешь ты это подтвердить или не можешь?
Е с а у л о в а. Подтверждаю. Была бы очень рада.
П е р с ю к о в. Товарищи, будьте свидетелями. И ты, Шурочка, будь свидетелем. Она сказала, что была бы тогда очень рада.
Е с а у л о в а. Была бы очень рада, но, к сожалению, у нас ничего этого нет.
П е р с ю к о в. Есть.
Е с а у л о в а. Что есть?
П е р с ю к о в. Великий человек, который жил в нашем городе.
Е с а у л о в а. Не может быть!
П е р с ю к о в. Не может быть? (Сарыгиной.) Бабушка, прошу вас. Подойдите, не робейте.
Е с а у л о в а. Кто это?
П е р с ю к о в. Внучка.
Е с а у л о в а. Ты что - пьян?
П е р с ю к о в. Терпенье. (Сарыгиной.) Давайте сюда узелок. Кладите его на стол. Осторожненько. Вот так. Одну минуточку.
Сарыгина и Персюков бережно развязывают узел.
Е с а у л о в а. Что это?
П е р с ю к о в. Реликвии. (Сарыгиной.) Объясните, бабушка.
С а р ы г и н а (вынимает из узла плед). Это плед моего покойного дедушки Ивана Николаевича.
П е р с ю к о в. Видите, это плед.
С а р ы г и н а. Во время своего кратковременного пребывания в городе Конске, по свидетельству моей покойной матушки Ларисы Константиновны, урожденной Извозчиковой, выходя из дому в сырую или же холодную погоду и желая таким образом предохранить себя от возможной простуды, мой покойный дедушка имел обыкновение набрасывать на плечи этот плед.
П е р с ю к о в. Этот самый плед. Не трогайте руками.
Е с а у л о в а. Позвольте... Я что-то ничего не соображаю...
П е р с ю к о в. Давайте, бабушка, давайте.
С а р ы г и н а (вынимает флейту). Это его же флейта.
П е р с ю к о в. Видите, флейта.
С а р ы г и н а. По свидетельству моей покойной матушки Ларисы Константиновны, урожденной Извозчиковой, и многих других лиц, близко знавших моего покойного деда, последний, обладая большим музыкальным вкусом, иногда в минуты отдыха исполнял на этой флейте различные небольшие музыкальные пьесы.
П е р с ю к о в. На этой самой флейте. Подлинная вещь.
Е с а у л о в а. Да, но я все-таки...
П е р с ю к о в. Только не перебивай.
С а р ы г и н а (вынимая цилиндр). Это чилиндр, который покойник на всякий случай всегда брал с собой в дорогу и возил в специальной круглой коробке. Однако, будучи демократом и яростным противником крепостного права, покойный Иван Николаевич избегал надевать этот чилиндр. Подлинный экземпляр чилиндра, к сожалению, утрачен, а этот дубликат приобретен значительно позже моим дядей уже с отцовской стороны Аполлоном Васильевичем Сарыгиным и сохраняется в семейном архиве среди прочих вещей покойного деда, как-то: перчаток, визитных карточек и так далее. Между прочим, об этом чилиндре сохранился любопытный анекдот, ярко характеризующий нравы и обычаи той отдаленной эпохи. (Неожиданно довольно визгливо хихикает.