Вспомнилось, что в ближайшее воскресенье на этой дорожке ему предстоит очередной кросс. Три километра. Впрочем, военные говорят иначе три тысячи метров, ибо преодоление каждого из них это тяжелая работа, требующая незаурядной физической выносливости и предельного напряжения воли. Только спортсмены-стайеры, пожалуй, понимают особенности столь мучительной борьбы на дистанции с самим собой.
После старта каждый раз всё начинается, вроде бы, совсем неплохо, даже весело, но лишь пока Пока через сотню метров не начинаешь задыхаться из-за предельной нагрузки и мучительной нехватки кислорода. И с этого времени где-то в глубине сознания в работу обязательно вступают предательские настроения, изощренно убеждающие сдаться, прекратить этот садистский бег, это издевательство над собственным организмом.
Остановись, тяжело ведь только сегодня! Следующий раз бежать будет легче. Остановись, передохни, ничего ведь страшного не случится! Переживешь!
Если коварные соблазны всё же преодолены, если сразу не сдался, то немного погодя, когда становится жаль уже потраченных сил и времени ведь придётся когда-то опять перебегать эту дистанцию заново станет чуток легче. И уже разбежался! Уже ничто не мешает бежать, только рви вперед! Только не сдавайся, не ищи даже капельки отдыха до самого финиша! Только нажимай!
И на каком-то этапе напор воли и собственная физическая сила начинают-таки действовать заодно. Бежать становится почти легко и даже приятно. Но столь желанная идиллия обычно продолжается короткое время, ибо с какого-то момента все мышцы, долго изнуряемые беспредельным напряжением, взывают к немедленной пощаде. Больше они не в состоянии выдавать свою прежнюю мощь. И приходится чудовищным усилием воли заставлять их работать сверх возможного предела! Заставлять, несмотря на реальную физическую боль, остро режущую каждую клеточку организма, жестоко насилуемого во имя весьма странной, как многим представляется, и ненужной цели.
А перед финишем, когда уже и сам бы рад неистово рвануть, чтобы разом закончить все мучения, сил для рывка не остаётся. И сапоги, которые, как говорят шутники, нужно только разогнать, чтобы дальше они сами тебя понесли, вдруг становятся неправдоподобно тяжелыми, едва отрываемыми от, как кажется, раскалившейся под натруженными ступнями земли. Да и самые последние секундочки этого чудовищного напряжения представляются почему-то странно короткими, будто они предательски сжались, мешая буквально втиснуться в жёсткий временной норматив А если не втиснулся то проиграл!
После состоявшегося финиша ещё долго и мучительно пылают натруженные легкие. Тяжёлыми судорогами схватывает уставшая поясница. Едва держат дрожащие ноги. И всё-таки, какое же счастье испытываешь от непростого преодоления того, что минуту назад казалось невозможным! Какое счастье победы над собой плещется в душе! Как радостно сознавать, что всё выдержал, несмотря ни на что, не сошёл с дистанции, не увильнул, не сдался! Ей богу, это ощущение стоит того, чтобы повторять его ещё не раз!
Степан всегда отлично выполнял любые нормативы, как бы тяжело это не давалось. Но в ходе последнего кросса месяц назад он едва дотянул до финиша. Да и то, лишь за счёт воли. И впервые заработал позорную тройку, поскольку голова на дистанции непривычно раздулась, невыносимо разболелся затылок, и походу его даже вырвало. Впервые перед собой он увидел спины удаляющихся товарищей. Но командир батареи тот срыв его заметил сразу:
Ты с похмелья, что ли?
Степан тяжело дышал, опершись от бессилия на придорожное дерево и, наклонившись всем телом вперед, словно опять готовился вырвать. Он осуждающе мотнул головой. Мол, мог бы и не спрашивать, сам знаешь, что пьяным я не бываю даже в праздники. И даже после тактических учений, когда уже всё-всё благополучно закончилось, нервное напряжение спало и, как говорится, сам бог велел принять «по чуть-чуть», и редко кто-то из офицеров себе отказывает, Степан алкоголю не поддавался! Ни душа, ни желудок его не переносят!
Если заболел, так сходи к врачам! Вообще-то армии нужны здоровые офицеры! донимал его комбат.
Где же здоровых взять, если остались лишь здорово замученные? вытираясь платком, огрызнулся Степан.
Но и комбат не смолчал, будто нет рядом никого, к кому ещё можно прицепиться. Ему-то сейчас проще он не бежал рядом со всеми, надрывая собственные жилы.