Почему? спросил я, ведь сегодня суббота, тебе не надо идти на работу.
И тут я вспомнил, что несколько дней назад она что-то говорила мне о том, что не сможет пойти на толчок. Я тогда не придал этому значения.
Вечно ты все забываешь, ответила она.
Да, вспомнил, ты что-то говорила о выходных, начал я осторожно, пытаясь вспомнить хоть слово.
Дурак она помолчала немного, потом добавила, дурак и старик.
Слово «старик» у нее появилось с тех пор, как я оказался на пенсии. Я уже начал привыкать к нему. Если бы его сказал кто-то другой, я бы без сомнения обиделся, но ее голос обладал волшебным действием на меня я почему-то не обижался, когда она так злилась, ведь я все еще любил ее. Чтобы меня разозлить, ей понадобится что-то потяжелее.
Она молчала. Тогда заговорил я.
Мы уже давно не занимались сексом, смело сказал я, все еще ощущая тепло ее манящего тела.
Об этом можешь забыть, бросила она с явным неудовольствием.
Ого! удивился я. Так кто ж у нас стареет? Я свой возраст не замечаю, и по-прежнему хочу тебя. Ты для меня несмотря на ее непонятное раздражение, я хотел сказать ей что-то приятное, но вдруг она оборвала меня упреком:
И вещи свои грязные выноси в ванную, а не бросай где попало.
Какие еще вещи? удивился я.
Рубашка уже неделю на тебе, и и вонючие носки, провоняли всю комнату.
У меня не было слов. Я уже забыл о своем утреннем настроении, о том, что собирался сегодня сделать.
Так и будешь лежать? последовал новый упрек. Ты же обещал сегодня пойти на толчок вместо меня. Нам стиральный порошок нужен для твоих вещей, гора собралась.
И тут я стал припоминать эти ее слова, на счет замены. Очевидно, я тогда за компьютером был, и не до конца понял ее тихие слова, сказанные за моей спиной.
Да, это я помню, оправдывался я. Но признать вину не хотелось, ее оскорбления, видимо, все же где-то в глубине моей ученой души, задели меня. Нет ничего страшного, если не пойду сегодня, продолжал я. А на порошок возьмем деньги из коробки, в ящике стола. Там еще остались деньги.
Их там уже нет, тихо сказал она.
Я точно помню, там было еще пятьсот гривен.
Я их потратила, осторожно сказала она.
Как? удивился я. Обычно я о деньгах не думаю. Этим занимается она.
Я заплатила врачу, все так же тихо, словно виновный ученик, сказала она, остальное пошло на лекарство, которое он прописал мне.
Ты была у врача? вновь удивился я. Ты больна?
Это не болезнь! резко бросила она, словно обвиняя меня.
Не болезнь? Что же тогда?
Это возрастное, спокойно сказала она.
Не понял.
Какая тебе разница Ты только в школе пропадаешь, с учениками, с железками
Ее голос внезапно надорвался и затих.
Странно, но теперь я вновь почувствовал, что это со мной уже было. Мне показалось, что все это я уже переживал. Тоже нежное волнение, обида, жалость, желание обладать и невозможность что-либо изменить.
Что сказал доктор? спросил я.
Иди к черту! внезапно вырвалось у нее.
Но ты можешь сказать? повысив голос, настаивал я.
Она внезапно распахнула одеяло, откинув его на меня, и села на кровати. Она была в ночной белой рубашке. Утренние лучи уже проникали в комнату, очерчивая тонкие линии ее тела. Несмотря на ее возраст, она казалась мне все еще молодой и сильной. Но глядя на ее полуобнаженную фигуру, после ее слов, мне она показалась какой-то утомленной, несчастной, словно вся ее прошлая жизнь высосала из нее все соки, оставив лишь согнутый скелет. На голове у нее была шерстяная шапочка.
Врач сказал, что это климакс. Тебе это о чем-то говорит? спросила она, с каким-то легким раздражением в голосе, заранее зная ответ.
Ну, я задумался, но кроме физических терминов я ничего не припомнил. Кажется это начал я неуверенно.
Это генетические изменения, которые происходят с женщиной в определенный период, пояснила она раздраженным голосом. Так что ты ко мне не приставай больше.
Но ведь это проходит, раз в определенный период, и тут я вновь обратил внимание на ее шапочку.
«Странно, зачем это она надела ее в кровати», подумал я.
Она быстро вскочила на ноги, словно я нанес ей тяжелое оскорбление. Мне показалось, что я видел наполненные слезами глаза. Не успел разглядеть, она опустила голову.
Я тоже поднялся, подошел к старому креслу и тяжело опустился в него, словно уже и не собирался с него когда-либо вставать.