Так же и исконно русские слова органично вливаются в местный иврит сперва на положении слов-паразитов, а потом всё нахальнее и нахальнее претендующие на статус общеупотребительных и почти литературных. Чего стоит только наше излюбленное и слегка адаптированное под ивритскую грамматику «кибенемат», переводить которое, надеюсь, русскоязычному человеку не надо. Этакий мощный отсыл к такой-то матери куда ярче и образней традиционного ругательного посыла «лех ле-Азазель» к невинному полубиблейскому-полубулгаковскому чертяке по имени Азазель. Местный человек реагирует на это бурно и гневно, а наш только посмеивается, как над детишкой, притащившей из яслей первое бранное словечко
Да и вообще, наши родимые ругательства давно и по-хозяйски полноводной рекой влились и до сих пор вливаются в океан возрождающегося иврита, обогащая его красочной цветистостью и неповторимой образностью. Без наших исконных ругательств речь моих и не только моих соотечественников была бы скучной и невыразительной. Да и с нашим русскоязычным братом общаться аборигенам без подобных точек пересечения было бы намного сложнее. Это вовсе не означает, что мы какие-то грубые и злоязычные «понаехавшие» гунны, просто просто мы дополняем друг друга тем, чего у каждого недостаёт. Наша епархия ругательства и образные, яркие эпитеты. Великая русская литература, балет и космос ах, оставьте это, пожалуйста, здесь это никому не интересно! Вот если бы какой-то Миклухо-Маклай привёз новых бус и зеркал
Подобные лингвистические открытия время от времени посещают мою начинающую седеть голову, тем более, на нынешней моей работе её занять почти нечем. Вот и тренируемся потихоньку в сочинении подобных перлов остроумия, правда, когда настроение хорошее. Когда кто-то его портит, тогда шарики в черепной коробке начинают прокручиваться в обратную сторону, и мысли становятся злыми, колючими, а порой даже трагическими. На ум же приходят исключительно упомянутые бранные выражения как на русском, так и на иврите. А следом арабские, английские, французские и ещё бог знает какие. И уже не разберёшь, что тут круче. Всё из того, что отложилось в памяти, идёт в ход.
Изредка я записываю отдельные фрагменты диалогов на бумагу, прикидывая, что когда-то непременно сочиню эпохальный роман о нашей репатриантской жизни в Израиле, и этим романом будут зачитываться все подряд даже те, кому эта жизнь не интересна и не близка. Хотя эти-то как раз зачитываться не будут. Оно им надо? Свои бы бывшие земляки снисходительно пролистали будущую книжку и не строили козью морду при виде обложки, на которую я непременно помещу какое-нибудь ключевое общеупотребительное слово позабористей
И хоть за моими плечами московский литературный институт имени Горького, работу по специальности найти в Израиле мне так и не удалось. Впрочем, и в стране исхода нет больше таких работ, на которые требовались бы специалисты моего профиля. Разве что рыночная торговля китайским ширпотребом или традиционная излюбленная котельная в придачу к романтической дворницкой метёлке. Так что я не сильно заморачивался с поисками. Тут не только литераторы, но и журналисты остались без дел, поэтому Книжки можно писать и в домашних условиях, находясь в свободном полёте, а вот на хлебушек насущный приходится зарабатывать каким-то другим, менее интеллектуальным трудом, и не исключено, что физическим. И это, увы, более необходимо сегодняшнему обществу, нежели создание нетленных литературных шедевров.
И как в воду глядел.
Сегодня у меня самая лучшая, наверное, профессия на свете работаю в мебельной мастерской, строгаю деревяшки и собираю мебель по заказам израильских трудящихся. Богачи, конечно, покупают готовую мебель в фирменных магазинах, а человечек попроще идёт в такую, как наша, мебельную мастерскую.
Мне нравится резать и строгать душистое тёплое дерево, подгонять детали будущих шкафов и сервантов по размерам, покрывать лаком гладкие поверхности, когда на твоих глазах вдруг начинает проявляться и оживать, словно по волшебству, причудливая фактура древесины. И это мне, как несостоявшемуся инженеру человеческих душ, всегда интересно и загадочно.
Выдам даже такую крамольную мысль, что наши характеры а о чём ещё рассуждать творцу нерождённых шедевров?! очень напоминают эти древесные фактуры. Взять, например, дуб. Напрасно ассоциируют его с тяжеловесностью, твёрдостью и непреклонностью. Глубокие, тщательно прочерченные слои без резких поворотов и изгибов чем вам не характер нордического и уверенного в себе человека? А бук? Нежные, не сразу различимые пласты, к которым необходимо тщательно присмотреться, чтобы понять их красоту и благородство. Карельская берёза всегда напоминает нежное женское тело с его причудливыми полуокружностями и потрясающими по красоте изгибами. Можно бесконечно разглядывать загадочный и скрытый эротизм рисунков на поверхности из карельской берёзы А ясень, орех, груша? С виду очень похожи друг на друга, а приглядишься у каждого свой неповторимый характер, свои достоинства и причуды. Как у людей Я даже не говорю о красном или розовом дереве с их яркой «индивидуальностью» и непохожестью. Но интересней всего мне почему-то разглядывать фактуру сосны. Да-да, самой простой и широко распространённой банальной сосны с её чётко вычерченными, словно скупым пером средневекового японского каллиграфа, разводами, подчинёнными каким-то своим тайным и непреложным законам, переходящими и завершающими друг друга Характеры, честное слово, наши человеческие характеры, в чём-то неуловимо схожие и одновременно всегда разные