Орлиное гнездо. 10 лекций об отношении естествознания к искусству - Джон Рёскин

Джон Рёскин

Орлиное гнездо

© Марков А. В., вступительная статья, 2018

© Издание, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2018

Горные скалы прозы и озера поэзии: о книге Джона Рёскина

Джон Рёскин (или, правильнее, Раскин, 18191900) знаком часто даже тем, кто не занимался искусство специально. Кто-то слышал о нем как исповеднике и проповеднике религии красоты, кто-то как о первом искусствоведе, взглянувшем на музеи и коллекции не со стороны знатока-профессионала, а со стороны зрителя. Рёскин поэтому представляется то джентльменом с богатым воображением, то увлеченным путешественником со вкусом к прекрасным впечатлениям, то поэтом мимолетных высоких удовольствий, то собирателем искусства для всех: не все могут позволить себе собрать художественную коллекцию, но все могут купить несколько книг, альбомов или хотя бы репродукций. Из всех этих характеристик Рёскина верна лишь последняя Рёскин действительно верный продолжатель британского духа: если лондонские аристократы XVIII века, совершая «большой тур» в Италию, могли себе позволить привезти Каналетто, целые живописные полотна как сувениры, то городские труженики ΧΙΧ века даже если и отправлялись в путешествие, то могли себе позволить разве недорогие достопамятные вещи.

На самом деле Рёскин, даже когда мечтал о возрождении тонких ремесел, о широком распространении художественного вкуса, об изысканности повседневной жизни, никогда не считал, что перед ним и его слушателями стоит вопрос о поклонении красоте. Хотя карикатурно ему и приписывали религию красоты, он всегда говорил о другом: о строгости красоты. Красота спасительна, по Рёскину, лишь в одном смысле она позволяет сохранять самообладание: даже в самых страстных увлечениях, раздирающих душу, дробящих мысль,  красота вдруг подкупает своей определенностью, цельностью и несомненностью. Да, красота манит и даже преследует, но точно так же она просто дает о себе знать, просто выдает себя что вот в этом месте уже нет и не будет уродства. И чтобы понять, как Рёскин открыл эту точную красоту вместо былых соблазнов и неопределенных восторгов, надо сказать, кто он такой.

Рёскин был сыном шотландского торговца хересом. В Шотландии, как и в Англии, аристократия была только крупнопоместная, но она была клановой, каждый клан (само это слово кельтское) или дом имел свой тартан (клетчатый узор) и мелодию для волынки. Происхождение кланов сейчас легко представить всем, кто смотрит «Игру престолов»: упадок старой графской аристократии к XIII веку привел к тому, что власть перешла к молодым баронам, легко объединявшимся с отверженными отпрысками родов и угнетенным населением, чтобы создать новую систему управления. Именно в этой системе оказывались важны торговцы: они были своеобразными дипломатами, посредниками между кланами, создателями нового коммерческого языка и законодателями мод. Рёскин и был дипломатом в области искусствоведения, только создавал он не язык коммерческих сделок, а язык понимания природы как главного богатства мироздания.

Херес, он же «шерри» в английском произношении, появился в Испании благодаря Альфонсу Мудрому этот король создавал не просто новую армию, а новую страну, которая должна была отличаться от краев, где господствовали арабы: для этого монарх повелел солдатам пить такое вино в обязательном порядке, чтобы не быть похожими на мусульман, и поить им коней, считая, что тогда они будут достаточно яростны в ближнем бою. Да, часто новое вино создает новое устройство общества. Но примерно с XV в. британцы становятся главными импортерами хереса, более того, устанавливают собственные правила производства в испанской провинции. Тем самым херес становится не только первым вином-«паспортом», но и первым вином «денежной единицей»: стандартом, продуманным и проверенным. Во времена Елизаветы бутылка хереса стала постоянно растущей в цене денежной единицей, как тюльпан в Голландии, соболиная шкура в России или биткоин в современном мире. Пираты нападали на корабли, везшие херес в разные концы света, поспешно доставляли бочки в Лондон и наживались на краденом, создавая первые сверхкапиталы. Так что торговля хересом это вовсе не торговля каким-то продуктом, вроде сыра или хлеба, но торговля финансовыми активами; и хересная лавка самое простодушное финансовое учреждение.

Отец отца Рёскина торговал ситцем, а появление в Британии ситца не менее захватывающая история пиратства, коммерции и науки. В 1592 г. британские пираты захватили португальский корабль, на котором перевозился этот ценный товар. Сначала пираты пожали плечами, кому понадобится на туманном острове такая пестрота тряпок, но партию нужно было куда-то деть, она была распродана в Лондоне, и ситец стал настолько модным, что пришлось кораблями его заказывать в Индии. Когда возникло Лондонское Королевское общество, одним из первых заданий им полученных, в 1664 г., было создать стойкий краситель для ситца. При этом, чтобы не подорвать торговлю шерстью, ситец не раз облагали налогом он стал первым промышленным, а не естественным и не ремесленным предметом роскоши. Понятно, когда золото, гобелен или колье предметы роскоши. Удивительно считать роскошью ситец, но роскошь здесь означает не «доступный лишь немногим», а «доступный многим, но стоящий дороже ожидаемого». Такими же предметами роскоши позднее в разных странах становились книжные бестселлеры или коллекционные музыкальные записи либо даже гламурные журналы и комиксы вещи хорошо тиражируемые, но требующие затрат на приобретение. Таким образом, Рёскин унаследовал и деду, который умел всем поставлять роскошь, и отцу, который умел работать как финансист. Эти две стороны работы предков, раскрытие роскоши в каждой детали и наблюдательность, превышающая наблюдательность любого биржевого аналитика, и стали основными в труде Джона Рёскина.