Камыш не шумел, а потрескивал, будто горел в костре. Казалось, что кто-то идет к ним берегом, но все никак не может дойти.
Немцы время от времени окунались в речку и обливались водой из старого помятого ведра. Двое же из них просто сидели в воде, время от времени соскальзывали по глинистому берегу и тогда подтягивались, выдавливая локтями в грунте серые, чавкающие ямки. Форма была сложена на земле с некоторым шиком - так, чтобы виден был желтый эдельвейс на черном бархате нарукавной эмблемы и еще один, такой же, с левой стороны кепи.
Движения солдат были неторопливы и скупы, то ли потому, что вечер был так нестерпимо душен, то ли потому, что жители альпийских гор вообще не склонны к спешке. Впрочем, далеко не все здесь были родом из Альп: унтер-офицер Эрнст Рюккерт, с обмотанной влажным полотенцем головой сидевший на камне возле сложенных пирамидой винтовок, был спортсменом-альпинистом из Бремена, а ефрейтор Клаус Штайнер - вообще берлинским кровельщиком.
- Черт побери! Когда же кончатся эти русские просторы? - ворчал самый пожилой солдат во взводе Густав Нестрой. - Наш взвод скоро превратится в связку вяленной на солнце рыбешки, дурно воняющей.
В советской армии Густав непременно стал бы объектом насмешек за свою фамилию. Здесь же никто не догадывался о ее нестроевом значении. Густав, хотя и любил поворчать, пользовался уважением среди молодых однополчан за основательность и деловитость.
- Не ворчи, Густав, - отозвался унтер Рюккерт, - говорят, что с передовой уже видны Кавказские горы. Правда, не каждый день, а только в ясную погоду.
- Это русские нас дурят, - ответил Нестрой. - То подтаскивают нарисованные на фанере горы, то утаскивают назад. Хотят, чтобы мы тут все спятили от жары и этих бесконечных степей.
- Брось, старина, - усмехнулся унтер. - Чем тебе не нравятся степи? Русские катятся по ним, как эта их травка, которая сворачивается колесом на ветру. Не за что им зацепиться. Так и докатятся до Кавказских и Уральских гор. А там уж и наш час придет, Первой горно-пехотной. Пока же, Густав, отдыхай, грей свои старые кости, дыши степными травами. Ты чувствуешь, как пахнет русская степь?
- Пересушенным сеном и больше ничем...
- А знаете, чем пахнет Берлин летним утром? - подключился к разговору Клаус Штайнер, один из солдат, сидевших в воде.
- Бензином и тушеной капустой...
- Густав, залезай в воду, тебе сразу станет легче! По крайней мере, перестанешь ворчать! - крикнул Клаус. - Нет, Берлин по утрам пахнет водой и камнем...
- Вот, господин унтер-офицер, один уже спятил. Послушайте его! Камни у него пахнут, хорошо еще, что не разговаривают, - сказал, видимо, очень обрадовавшись факту сумасшествия сослуживца, Нестрой.
Унтер Рюккерт только улыбнулся и лениво отмахнулся от них рукой.
- Приедешь после войны ко мне в гости, Густав, - мечтательно проговорил Клаус Штайнер, - я разбужу тебя пораньше. Жена накормит нас легким, но сытным завтраком. Мы пройдем утром по берлинским улицам, например, по Фридрихштрассе. Соседка Марта из дома напротив, забравшись на подоконник в белом накрахмаленном переднике, пошлет нам воздушный поцелуй и станет выкладывать на солнышко перины и подушки. А живет она на самом последнем этаже! Вот кого надо было брать в Первую горно-пехотную, господин унтер-офицер, так это мою соседку Марту. Ходит по самому карнизу и только хохочет на всю улицу, глазками стреляет в проходящих внизу мужчин и подолом метет, плутовка!..
- А дочка у нашей хозяйки ничего, хорошенькая! - перебил Клауса сидевший с ним рядом в речке солдат. - Сначала пугалась, а сегодня утром уже улыбнулась, как твоя соседка Марта. Что мне нравится у этих степных красавиц, так это грудь! Не пора ли горной пехоте взять эти русские горки приступом?..